— Вы имеете в виду Древнюю Грецию эпохи бронзы? — спросилНиколас.

— Да, именно так.

Изабелл с умилением посмотрела на такого красивого и приэтом такого начитанного молодого человека.

— Уверена, вы быстро найдете с Джорджем общий язык. Ончитает лекции в университете и просто жаждет общения с образованными людьми,особенно сейчас, когда дети покинули родительское гнездо. Когда-нибудь выувидите, что они все пошли в него, не в меня.

— В таком случае они много потеряли.

Меня стошнит, если я и дальше буду все это слушать, подумалаСоренза. Она многозначительно откашлялась и сухо произнесла:

— Извините меня, я еще минут тридцать побуду здесь. Мне надокое-что закончить. — Как бы улучить момент и втолковать восторженной кузине,что услуги свахи мне ни к чему? — подумала Соренза и мысленно застонала,услышав, как, Изабелл весело затараторила:

— Тогда у меня есть еще время пробежаться по магазинам, апотом я поеду домой. До встречи, Николас. Соренза объяснит, как до насдобраться. Николас — какое у вас романтичное имя!

— Друзья зовут меня Ник. Надеюсь, мы подружимся.

Изабелл хихикнула.

— Значит, Ник. Боже мой, как мило! — Соренза устало прикрылаглаза. — Ну, я побежала, предоставляю вас заботам Сорензы. Увидимся позже!

— Буду ждать с нетерпением. Спасибо, Белл.

Николас повернулся к Сорензе и увидел ее пунцовые щеки исверкающие от злости глаза.

— Я подожду в приемной, — сказал он, галантно пропускаяИзабелл вперед и закрывая дверь за ними обоими.

Несколько секунд Соренза, не отрываясь, смотрела на дверь.Она не знала, плакать ей или смеяться. Николас добился своего. Надо отдатьдолжное его находчивости! Вот так молодец!

Глядя на разбросанные по всему столу бумаги, она никак немогла вспомнить, на чем остановилась, да и не имела ни малейшего желания этогоделать. Выходные с Николасом. Это звучало абсурдно. А как же его брюнетка?Принадлежит ли она к тем женщинам, которых, как говорил Доуэлл, одариваютподарками, но которым ничего не обещают? Или прав Ирвин и эта пышнотелая красоткаскоро станет миссис Доуэлл? Ее, конечно, это никоим образом не касается, ноесли последнее верно, то почему тогда Николас здесь, а не в Бостоне?

Соренза поднесла руки к пылающим щекам. Стук ее сердцаотдавался в висках. Она сама построила жизнь, которая ее устраивает, и ей вовсене хотелось, чтобы кто-то все разрушил. А Николас вполне мог это сделать. Ееохватила паника.

Она не контролирует себя точно так же, как когда-то сСаймоном. Он тоже ворвался в ее жизнь, очаровав обаянием и красотой, и в концеконцов она потеряла голову. Ей было восемнадцать, когда они встретились, ипочти двадцать, когда все уже было кончено. Только несколько месяцев Сорензажила по-настоящему, все остальное время существовала. Постоянно боялась обидетьего, потерять его любовь. Всегда винила себя во всем, что бы ни произошло.Одним словом, дочь своей матери.

Соренза выпрямилась. Нет, она не позволит себя сломить. Стакими, как Доуэлл, надо быть настороже, и она не забудет об этом все выходные.Для него это будет всего лишь приятным разнообразием, сменой обстановки...

Прошло довольно много времени, прежде чем Соренза вышла изкабинета, и за это время она успела прийти в себя и собраться с мыслями.Николас сидел на краю стола в приемной и листал журнал. Увидев Сорензу, он поднялсяей навстречу.

— Не хмурьте брови, у вас раньше времени появятся морщины.

Не реагируй на его слова, он именно этого и дожидается,приказала себе Соренза и одарила его вежливой улыбкой в сочетании с ледянымвзглядом. Однако голос ее прозвучал дружелюбно.

— Я стараюсь об этом не думать.

— В пятьдесят лет, когда вы будете похожи на сморщеннуюсливу вместо персика, вы так не скажете.

Николас улыбнулся, и Соренза увидела, как холодныйзеленоватый огонек в его глазах сменился теплым солнечным светом. Всего раз илидва она замечала в нем эту перемену за все время их знакомства. После такоговзгляда трудно было остаться равнодушной, но она очень постаралась.

Николас заключил ее в объятия, и лицо его стало серьезным.

— Как его звали? — мягко спросил он.

— Что?

Неожиданный вопрос застал Сорензу врасплох, и отрастерянности она даже не стала вырываться, как обычно.

— Как имя того парня, который прикрепил к вам табличку «рукипрочь»?

Ее глаза сверкнули.

— Я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите! — И онас вызовом посмотрела на него.

— Лгунья. — Его взгляд обжигал. — Кто-то обидел вас, и оченьсильно. Как его звали?

— Ник, пустите меня...

— Мы будем стоять так, пока вы не назовете мне его имя. —Самоуверенный, избалованный женщинами ловелас куда-то исчез, и перед Сорензойопять стоял нежный, ласковый мужчина. — Чем больше я узнаю вас, тем меньшепонимаю, и мне это не нравится.

В пристальном взгляде Николаса Соренза увидела неуемноежелание услышать ответ на волнующий его вопрос.

— Мне казалось, вы слишком заняты, чтобы беспокоиться обомне, — строго сказала молодая женщина.

Его лицо выглядело непроницаемым.

— Что-то подсказывает мне, что вы говорите не о работе. Яправ?

Еще как прав. Она передернула плечами и попыталасьвысвободиться из его объятий, но он сжал ее еще крепче.

— Кажется, мы опять вернулись к теме о маленькой записнойкнижке. Я угадал? — Голос Николаса звучал ровно, но слегка насмешливо.

— Вы сами упомянули о ней. Я просто сказала...

— Я знаю, что вы сказали, Соренза.

В следующую минуту он наклонился и поцеловал ее. Его губынастойчиво и жадно ласкали ее, и этот поцелуй был не похож на все предыдущие,как не походят друг на друга огонь и лед. Соренза попыталась вырваться, но егоязык проникал туда, куда ему хотелось, и страстное желание стремительнымпламенем охватило все ее существо. Словно снежинка в безветренный морозныйсолнечный день, она ощущала себя почти невесомой.

Его руки скользили по ее шелковистой коже, прижимая всеближе к упругой груди, в которой глухо отдавались неистовые удары сердца.Соренза чувствовала, как он осторожно исследует ее тело. И ей было приятноосознавать, что она так легко возбудила его желание...

Треск телефонного аппарата внезапно ворвался в чудесный мирприкосновений и ощущений, и Соренза еще некоторое время стояла как оглушенная,пытаясь определить, сколько времени длилось это сладостное сумасшествие. Покаавтоответчик принимал чье-то сообщение, касающееся счетов, Николас мягкопроизнес: