- Этот день, мисс Кэрри́ди,- начал он.- Столько лет я шел к нему. Я никому этого не говорил, но я по-настоящему мечтал о нем. Вы знаете, я не из тех глупцов, что витают в облаках и только тем и занимаются, что представляют себе, как обстоятельства сами собой складываются для них удачным образом. Нет! Я сам делаю так, чтобы они складывались. И все же… Машина… она не покидала моих мыслей все эти годы. Я, не побоюсь этого слова, грезил о ней! И вот она у меня. Полагаю, для вас не станет открытием, если я скажу вам, что старый господин Ригсберг – очень дотошный, злобный человек – настоящий тиран. Единственная, кого он любил, это его старшая дочь, Вивьен, он слепо ей доверял, потакал всем ее капризам и не замечал ее жестоких проделок. Долгие годы он использовал именно меня, мои навыки и методы улаживания дел, чтобы прикрывать то, что Вивьен вытворяла. И вот однажды господину Ригсбергу пришлось сильно пожалеть о том, что он так разбаловал дочь. Путем интриг, манипуляций, различных ухищрений и, в частности, благодаря мне, Сессил Уортингтон Ригбсерг навсегда оказался заперт в своих люкс-апартаментах, а во главе семейства и семейного дела встала Вивьен. В то время как я стал тем, кем и являюсь сейчас, господином управляющим банка на площади Неми-Дрё. Помогая Вивьен сместить отца, я полагал, что, избавившись от старика-тирана, наконец, займу достойное меня место и прекращу ощущать себя слугой, но Вивьен оказалась намного хуже. Если у старика имелись хоть какие-то принципы и существовали вещи, которых он никогда бы не совершил, то от его любимицы Вив можно было ожидать чего угодно. По сути, мисс Кэрри́ди, я просто сменил одного тирана на другого, еще более худшего. Это были годы пресмыкания, годы лебезения, годы вежливых улыбок. И только непреложная уверенность, что однажды я вылезу из-под каблука, который стоит на моей шее, и сломаю саму эту ногу, не давали мне смириться с тем, что моя роль – тень в лакейской ливрее. И вот, наконец, я могу снять с себя ошейник Ригсбергов. Дни, когда Корнелиус Ф. Портер был их собачонкой на побегушках, прошли. Они мне больше не нужны: ни старик, ни безумная Вивьен. Я запущу Машину, куплю сырьё для нее, найму парочку кондитеров – достаточно талантливых, чтобы обуздать Машину, и достаточно трусливых, чтобы они выполняли все, что им будет велено! И Ригсберги останутся в прошлом…

Мистер Портер замолчал. Это была самая искренняя, самая страстная речь, которую слышала от него мисс Кэрри́ди. Она и не подразумевала, что он способен на такое – ей казалось, у него просто недостаточно… чувств для подобного. Она видела новое в нем: искорки в глазах разгорелись неудержимостью, решительностью и волей, которую не сломить, которая произрастала наружу, наподобие дерева, рушащего стены.

Мисс Кэрри́ди передалось его волнение, она почувствовала, как дрожь охватила ее пальцы.

- Я полагаю, вам не терпится попробовать первую произведенную Машиной шоколадку?- восторженно спросила она.- Воплощенное счастье, просто не верится!

Мистер Портер поморщился.

- Ненавижу шоколад,- сказал он.- Просто терпеть его не могу: липкий, пачкающий, неаккуратный и… такой приторный. А счастье… счастье отупляет, делает человека слабым, хрупким и неосторожным. Нет уж…

- Вы к нему слишком предвзяты, сэр.

- К кому?

- К счастью…

Мисс Кэрри́ди поставила бокал на стол, сняла свои очки в тонкой оправе и поглядела на мистера Портера. Она приблизилась к нему, и он замер.

Мистер Портер вдруг ощутил, как где-то в глубине души заскрипело и заворочалось некое странное ощущение. Эта женщина таила в себе угрозу… Почти всю жизнь мистер Портер всеми силами оберегал свою приватность, не позволяя кому бы то ни было подобраться слишком близко. Он боялся, что если подпустит кого-то, то его сразу же раскусят, а раскусив выбросят с омерзением, как прекрасное с виду яблоко, внутри которого завелся червь. И вот мисс Кэрри́ди подобралась так близко к нему, настоящему, к тому, кого он прятал изо всех сил – подобралась не буквально… хотя и буквально тоже.

- Мистер Портер… Корнелиус…

Без очков мисс Кэрри́ди выглядела совсем по-другому. Эти очки, словно маска, закрывали ее прежде словно какой-то накидкой, но сейчас она предстала перед ним такой, какая она есть – она выглядела моложе, живее… порочнее. Ее глаза, освобожденные от стекольной тюрьмы, казалось, стали еще больше. Каминный свет отражался в них, он мягко ложился на ее кожу.

- Мисс Кэрри́ди… вы…

- Я ни секунды не сомневалась в вас, сэр,- едва слышно проговорила она, но он не слышал – он мог лишь глядеть на ее губы.- Я всегда знала, что вы получите то, что хотите. Это был лишь вопрос времени.

Старшая клерк-мадам банка приблизилась почти вплотную. Он увидел ее огромные ресницы, увидел, как блестят ее глаза. Он начал в них тонуть. Время будто замерло, а огонь в камине опал – казалось, эта женщина каким-то невероятным образом забрала себе весь его жар.

- Мисс Кэрри́ди, что вы… что вы делаете?

Ее рука коснулась его руки. И он ощутил, как тот самый жар начинает расходиться по всему его телу от этого прикосновения. Он почувствовал духи мисс Кэрри́ди: тонкий, как игла, аромат, едва уловимый…

- Мисс…

Он обхватил ее руки своими, и мисс Кэрри́ди прильнула к нему. Раскаленная, как огонь свечи.

- …Кэрри́ди…

За окном взвыл ветер. Камин потрескивал дровами… а мистер Портер застыл…

Он прежде не замечал, как она красива, не обращал внимания, как плавно изгибается контур ее лица и как идеально лежат тени на глазах. А ее губы…

Губы мисс Кэрри́ди приблизились к его губам, он потянулся к ней. Он увидел, как она томно закрыла глаза… ощутил, как горят ее руки в его руках, и ему показалось, что она вот-вот расплавит его пальцы… Ее лицо вдруг утратило четкость очертаний, его затянули собой тени. На мгновение мистеру Портеру показалось, что мушка на левой скуле мисс Кэрри́ди зашевелилась и поползла вниз по щеке. Она просто свела его с ума…

Он порывался что-то сказать, но слова превратились в томительный стон и… ее губы приоткрылись… он уже чувствует ее легкое дыхание… губы почти касаются губ…

В следующее мгновение он почувствовал, как комната начинает будто бы переворачиваться, и он вместе с ней…