Димка по-прежнему держал руку Алвара, и ритуальный перстень под его пальцами светился алым. Боясь поверить, я перевела взгляд на лицо Алвара. Тот смотрел в небо широко распахнутыми глазами, и его ноздри беспокойно трепетали.

«Менять начертанное могут лишь Боги…» «Место твоего сына на изнанке всех миров. Он будет равен Богам…»

Я подняла взгляд на Альгидраса. Тот сидел на коленях, обхватив затылок руками и запрокинув голову. Его глаза были зажмурены, а на испачканном лице виднелись дорожки слез. Но он улыбался.

Остров снова тряхнуло раз, потом другой.

— От радости это тоже теперь будет? — дрожащим голосом спросил Миролюб.

— И от радости, и от печали, и от женской ласки, и от…

— Пора уже остановиться, Миролюб понял, — прервала я слабый голос Алвара и сжала его потеплевшую ладонь.

На берегу моря было сыро и промозгло. С воды мутной пеленой наползал туман, оседая на одежде и пробирая до костей.

Видимо, в результате стихийных бедствий что-то случилось с климатом, потому что за все время пребывания на острове я впервые наблюдала такую отвратительную погоду. А может, дело было в том, что сегодня здесь хоронили погибших, и остров это чувствовал.

После напряженных переговоров с родичами старейшины было принято решение хоронить всех погибших в один день. Когда Алвар и Миролюб отправлялись в дружинный дом, я, признаться, была не уверена в хорошем исходе, потому что по закону Миролюба должны были судить за убийство старейшины. Не знаю, что повлияло, право ли Миролюба на месть за гибель побратима или же готовность Алвара решать разногласия силой, но, как бы то ни было, суд не состоялся, и теперь мы присутствовали на общем прощании.

Плоты со своими погибшими савойцы спустили на воду первыми, и сейчас туман разрывало далекое зарево, невольно напоминавшее о том, как накануне горело море. Само море вернуло себе изначальный вид, и оставалось только гадать, выжил ли в нем хоть кто-то, и не стало ли оно таким же, как Черное, где на глубине не было жизни вообще.

Церемония похорон не походила на ту, что мне довелось видеть в Свири. Тела воинов, павших во вчерашнем бою, кваров и словен, были уложены на связанных между собой плотах. Старейшину хоронили отдельно от остальных.

Весь берег был заполнен людьми, и атмосфера всеобщего горя давила на меня, не давая нормально вздохнуть. Мы с Димкой в группе савойцев стояли чуть в стороне от местных жителей, у самой кромки воды.

Аэтер во мне против воли считывала эмоции окружающих, и я не могла ничего с этим поделать. Слишком много боли, горя, страха и ненависти было здесь. Вряд ли жители острова понимали, как близки к гибели они были вчера. Однако не нужно было обладать аэтер, чтобы видеть, что в произошедшем они винят Алвара, который, потеряв в бою большую часть людей, вернулся в деревню с новым, невесть откуда взявшимся войском, и Грита, который спутался с чужаками, едва не погубив этим весь остров.

Грита тоже хоронили отдельно, и плот с его телом лежал сейчас на берегу рядом с нами.

У меня уже не осталось сил на слезы. Они закончились, когда от берега уходили пылающие плоты с савойцами, а сидящий на земле Алвар обнимал Димку и убеждал его, что Алиш обязательно увидит дельфинов, что там, куда он отправился, много-много дельфинов и когда-нибудь, когда Димка станет старым-престарым, они обязательно еще встретятся и им будет о чем поговорить. Все это время перстень Алвара полыхал красным. Поэтому сейчас, глядя на Гриту, сидевшую у плота, я не плакала, а пыталась придумать, как уговорить девочку отпустить руку отца. Зареванный Димка топтался за спиной Гриты, и я по-прежнему не была уверена, стоило ли позволять ему присутствовать на похоронах, но Альгидрас с Алваром были непреклонны: мужчина должен отдать дань уважения павшим и его нельзя лишать этой возможности. Мне же, с одной стороны, хотелось уберечь Димку от лишней боли, а с другой, я признавала их правоту, ведь ему в любом случае придется теперь жить по законам этого мира.

К плоту старейшины подошла Альмира в алом траурном платье, и Альгидрас замер рядом со мной. Альмира под ропот толпы положила венок из неизвестного мне растения к ногам мужа. Я вспомнила похороны в Свири. Не ждали ли от нее того, что она взойдет на плот вслед за мужем? Но, как бы то ни было, Альмира вернулась к людям, и Альгидрас наконец выдохнул.

Альтей подал зажженную стрелу одному из родичей старейшины, и тот, дождавшись, пока плот отплывет от берега, выстрелил в ворох соломы, сложенной на нем. Заготовленная солома успела отсыреть от тумана, но загорелась быстро и ярко, и мне показалось, что это случилось не без помощи Алвара.

Альгидрас присоединился к стрелявшим в общий плот, на котором хоронили и кваров, и словен, поскольку Миролюб выстрелить из лука не мог. Местные не возражали, однако вряд ли делали это из уважения к погибшим.

Я до последнего ожидала, что кто-нибудь еще подойдет проститься с Гритом, однако кроме его воинов к нам подошли лишь один из его двоюродных братьев с семьей и Грана с Хелией. Грана, сгорбившаяся и поникшая, молча стояла у плота, глядя то ли на Грита, то ли на его дочь. Не знаю, верила ли она в то, что ее внук едва не погубил остров, но нас она явно считала теми, кто навлек на всех беду.

— Пора, — негромко сказал Алвар, и Альгидрас осторожно взял Гриту за плечи.

Девочка начала суетливо поправлять на плоту венки из трав, переложила поближе к руке отца нож с намотанным на рукоять шнурком с бусинкой, которую она носила в волосах.

— Может быть, она хочет что-то взять на память? — предположила я.

Миролюб бросил на меня внимательный взгляд, а потом, склонившись над плотом, снял с запястья Грита кованый браслет и протянул его девочке. Грита испуганно замотала головой и принялась объяснять, что воину нельзя без родового браслета. Тогда Миролюб протянул мне руку:

— Этот подержи, а мой сними.

Альгидрас забрал у него браслет Грита, а я поспешно разжала браслет на запястье самого Миролюба. Тот взял его из моих рук и надел на Грита, а потом решительно перехватил ладошку настороженно глядевшей на него девочки.

— Отпусти его. Пора, — сказал Миролюб и, потянув Гриту прочь от плота, отвел ее на пару шагов.

Альгидрас передал девочке браслет отца, и она, вцепившись в него обеими руками, подошла поближе к Димке, хотя я ожидала, что она направится к Гране.

Алвар и Миролюб столкнули плот в воду. Один из воинов Грита поднял зажженную стрелу, но плот загорелся еще до того, как стрела была выпущена из лука, и сгрудившиеся в стороне зеваки отпрянули от берега.

Когда плот скрылся в тумане, Миролюб подошел к Грите и присел перед ней на корточки. Сквозь волны страха, тоски и недоверия, укрывавшие берег, я четко почувствовала его досаду и неловкость.

— Меня зовут Миролюб, — медленно произнес он наконец по-кварски. — Мы с твоим отцом — побратимы, и я обещал о тебе заботиться.