тарелке с лапшой лежало целых три поджаренных яйца, вырезанных в виде сердца, а сверху все это было посыпано мясным фаршем и густо полито мясным соусом. Она сказала мне… что после долгого беспамятства у меня может быть несварение желудка, поэтому лучше порежет все на мелкие кусочки, чтобы мне было легче проглотить. А потом пришел Сюэ Мэн и подарил мне целую коробку сладостей, — он медленно закрыл глаза. — Съев ту лапшу и цветочные пирожные, разве мог я просто взять и сказать им всю правду. Они так доброжелательно улыбались и так хорошо приняли меня… если бы я сказал, что поджег Терем Цзуйюй и убил их племянника и невестку… что тогда было бы? Я не смог им сказать, — прошептал Мо Жань. — Эти слова застряли у меня горле, и чем дальше… тем меньше я представлял, как такое можно произнести.

Настоятель Сюаньцзин лишь печально вздохнул, а Мо Жань продолжил свою исповедь:

— Я знал, каким человеком был Мо Нянь: он не любил работать, был ленив и беспечен. Поначалу было непонятно, как много о нем известно дяде, поэтому я старался подражать ему во всем. Позже стало ясно, что дядя ничего о нем не знает, так что я перестал считать его мерилом и больше не придерживался его образа жизни и поведения, — Мо Жань запнулся и после продолжительной паузы сказал, — если уж зрить в корень, между мной и всей семьей Мо Няня есть непогашенный кровный долг и глубокая вражда, но в итоге я занял место их родственника и стал для них самым родным человеком.

Все на Пике Сышэн были ошеломлены. Немало лично знавших Мо Жаня учеников и старейшин застыли в оцепенении, охваченные смешанными чувствами. Сюэ Чжэнъюн и госпожа Ван тоже молчали и пораженно смотрели на застывшего перед ними Мо Жаня.

От зеленого юнца до уважаемого всеми образцового наставника, этот ребенок буквально вырос у них на глазах. Но теперь им говорят, что с самого начала все это было одной большой ошибкой: Мо Жань вовсе не их племянник, более того, между ними стоят отнятые человеческие жизни и кровная вражда. Что тут можно сказать? Что тут можно сделать?

Сюэ Чжэнъюн этого не знал, и госпожа Ван тоже не могла этого понять. Они никогда не видели «Мо Няня», все добрые чувства, что они испытывали к старшему брату при жизни, после его смерти перешли ребенку по имени Мо Жань. Они в самом деле не знали, кто такой Мо Нянь, но они гладили Мо Жаня по голове, брали его за руку и лишь Мо Жань называл их «дядя» и «тетя». В душе Сюэ Чжэнъюна все слишком перепуталось.

В повисшей тишине Му Яньли сказала:

— Мо Жань, хотя вы достойны жалости, но совершили слишком много преступлений, чтобы их можно было простить. Сможете ли вы сосчитать, сколько их было? Вы понимаете, сколько зла вы причинили?

Мо Жань издавна не любил Цитадель Тяньинь, поэтому просто закрыл глаза и не стал ей отвечать.

Му Яньли презрительно взглянула на него. Ее исполненный торжественности голос разнесся по залу подобно звону храмового колокола:

— Вы зверски убили множество простых людей, сожгли целый терем, обманным путем получили высокий статус, прикрывались именем молодого господина… Кроме того, прекрасно зная о своем кровном родстве с семьей Наньгун, на горе Цзяо вы предпочли остаться безучастным зрителем, а затем, следуя непостижимому для нас замыслу, проникли в орден Гуюэе и совершили массовое убийство, залив кровью всю приемную… В конце концов, скажите, зачем это было, какова ваша конечная цель?

— Я уже говорил, что не убивал людей в Гуюэе. Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти действительно открыты, два мира переплелись, и тот «другой» человек — вовсе не я.

— Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти — это первая запретная техника, которая не используется уже тысячи лет. Вам не кажется, что подобная отговорка слишком абсурдна? — холодно отрезала Му Яньли. — Боюсь, что все дело в том, что вы, как потомок рода Наньгун, не пожелали смириться с текущим положением вещей. Из-за своих завышенных притязаний и непомерных амбиций вы возжелали подорвать устои и ввергнуть в хаос Верхнее и Нижнее Царства совершенствования?

Выслушав ее речь, Цзян Си не сдержался и, нахмурившись, сказал:

— Хозяйка Цитадели Му слишком далеко заходит в своих речах. По моему мнению, у Мо Жаня нет ни одного мотива подрывать устои Верхнего и Нижнего Царств совершенствования. Если бы он в самом деле собирался это сделать, то мог воспользоваться магией горы Цзяо, и тогда, боюсь, все десять духовных школ понесли бы невосполнимые потери. В этом деле очень много сомнительных моментов, поэтому, пока все не прояснится, будьте осторожны в своих суждениях.

Му Яньли холодно взглянула на него:

— Главе Цзян не обязательно говорить за него. Даже если он не имел намерений низвергнуть мир совершенствования, сотворенного им ранее зла более чем достаточно для того, чтобы препроводить его в Цитадель Тяньинь для дознания.

Закончив свою речь, она подняла руку и приказала стоящей за ее спиной страже:

— Арестуйте и уведите Мо Жаня.

— Подождите немного!

Му Яньли искоса глянула на Сюэ Чжэнъюна:

— Уважаемый хозяин Сюэ желает еще что-то сказать?

Лицо Сюэ Чжэнъюна то краснело, то бледнело — похоже, он и сам не совсем понимал, зачем остановил Му Яньли. И все-таки за столько лет он привык считать Мо Жаня частью своей семьи, поэтому не мог, сложив руки, наблюдать, как его вот так уводят люди из Цитадели Тяньинь.

Но что же он должен был сказать? Уговорить их остаться здесь еще на какое-то время?

Сюэ Чжэнъюн закрыл глаза, пытаясь справиться с нервной зубной дробью. В этот момент ему казалось, что он продрог до костей. Словно какую-то очень важную вещь вырезали из его сердца, и теперь на ее месте образовалась источающая ледяной холод пустота.

Он уткнулся лицом в ладони. Этот человек всегда был статным, жизнерадостным и полным сил, но сейчас в одно мгновение вдруг разом сгорбился и постарел.

— Уважаемый глава Сюэ желает сказать несколько напутственных слов своему племяннику?

По натуре своей Му Яньли была весьма язвительной и безжалостной женщиной, вот и сейчас, умышленно или нет, но она сделала акцент на этом «племянник», заставив Сюэ Чжэнъюна затрепетать, подобно подхваченной порывом ветра пушинке.

— Я… — у Сюэ Чжэнъюна перехватило горло. — Жань-эр… Мо Жань…

Теперь он даже не знал, как его называть. Однако