Дословно речь императора выглядела следующим образом: «Я являюсь защитником Церкви. Дело защитника Церкви, которое при других обстоятельствах разделяется на множество, в данном случае состоит из двух вещей: первое – хранить и защищать догматы Церкви и предоставлять свободу тем, кто хочет говорить в их пользу, дабы беспрепятственно способствовать тому, что они избирают сказать, как правое учение, а также высмеивать и удерживать любящих споры и враждебным образом противоречащих. Второе – удерживать и сохранять всех наших в единомыслии, чтобы все были согласны в едином произволении и едином помышлении. В настоящее время это является моим делом как защитника Церкви, поэтому я заранее сказал вам, дабы вы знали, что противоречащий, любящий споры и не подчиняющийся решению большинства найдет со стороны моего царства гнев, насмешки и все остальное, подобающее для его стеснения и смирения, чтобы он не буйствовал, как придется, но знал свою меру и следовал большинству»[1072].

Но высказанное пожелание требовало своего догматического обрамления. Василевс спросил у епископов: можно ли строить унию с латинянами на основе «Послания к Марину» преподобного Максима Исповедника, в котором присутствует мысль, что исхождение от Сына не имеет в виду Его Самого, как причину исхождения Святого Духа, которой остается единственно БогОтец. Виссарион Никейский и Исидор Московский согласились с этим предположением.

Эта «объединительная» идея была подсказана известным латинским богословом Иоанном Рагузским, незадолго перед тем приезжавшим в Константинополь от Базельского собора, который и предложил изложить Символ Веры таким образом, чтобы признать, будто есть лишь один Виновник бытия Святого Духа, не раскрывая далее этого понятия. Большинство греков удовлетворилось его объяснением и согласилось с тем, что Латинская церковь признает только одно Начало и только одного Виновника исхождения Святого Духа.

Обрадованные восточные архиереи готовы были немедленно подписать унию – особенно после того, как Иоанн Рагузский пояснил, что по учению Римокатолической церкви Отец является единственным Виновником и Началом Святого Духа, хотя и Сын имеет от Отца свойство «изводить» Святого Духа, но изводит не от Себя, а от Отца[1073].

Но св. Марк Эфесский был категорично против, настаивая на том, что «греческая» вера истинна, поскольку основана на древнем учении, а не на латинских «новациях»[1074]. Однако василевс уже принял решение.

В скором времени император публично выступил на собрании представителей Восточной церкви, и речь его была полна любви к родине и осознания своей ответственности за судьбу Империи и Церкви. «Мы, святые отцы, – начал он свою речь, – уже прибыли в страну франков. И не я первым начал вести эти переговоры, но вспомните, что мой отец, покойный император, послал блаженнейшего Иоанна в Италию, чтобы начать столь великое дело. Вы все хорошо знаете моего отца, и его исключительный ум, и его деяния. Он не только был лучшим из философов, но также и тончайшим толкователем догматов Церкви. Его собеседником и союзником был патриарх Евфимий, поистине исполненный благодетелями муж, точнейший в богословии. И столь великие и выдающиеся мужи не просто думали об этом деле единения, но и начали его и стремились завершить. Но время было неподходящим. Они оставили дело соединения Церквей нам в наследство, и потому мы все наши силы употребили на это дело. С этим сознанием я и патриарх все вас собрали; и мы вместе прибыли сюда. Но вот время идет, а мы еще ничего не сделали. Не забывайте о нашем общем доме, что он в великой опасности, в кольце нечестия, а если чтото произойдет, то, думаю, страшнее этого трудно будет чтото представить. Утверждаю, что гонения будут гораздо худшими, чем при Диоклетиане и Максимилиане. Поэтому оставим наши прения и споры, найдем какоенибудь средство, как осуществить соединение Церквей, и этим удовольствуемся»[1075].

Патриарх также заявил, что готов подписать унию и согласиться с тем, что Святой Дух исходит также и от Сына. Но при том непременном условии, что Filioque не войдет в греческий Символ Веры, а также что Ватикан не будет требовать внесения изменений в богослужебный устав Восточной церкви. Как и царь, патриарх подтвердил, что уния заключается ради интересов их отечества: «Уния и согласие Церкви, – дословно произнес он, – являются для нас необходимостью и нашим долгом».

После слово вновь взял император, заявивший, что считает этот Собор Вселенским и ничуть не уступающим предыдущим. Он согласился с патриархом, что Символ Веры, богослужение и обряды Восточной церкви должны остаться нерушимыми. И лишь на этих условиях подпишет унию. Часть архиереев во главе с Исидором Московским и Дорофеем Милетенским заявили, что также готовы подписать унию на этих условиях. Другие во главе со св. Марком Эфесским, Антонием Ираклийским, Досифеем Монемвасийским и Софронием Ангиальским решительно возражали. Бульшая же часть так и не пришла для себя к какомуто конкретному решению[1076].

21 марта 1439 г. латиняне и византийцы собрались вместе, но среди восточных архиереев не было св. Марка Эфесского – так приказал царь, думавший о соединении Церквей, а не о продолжении диспута. Но даже отсутствие Святителя не продвинуло дело единения, поскольку теперь на компромисс не желали идти латиняне. Неделя шла за неделей, денежное содержание членам византийской делегации более не выдавалось, и даже телохранители императора были вынуждены продавать оружие, чтобы прокормить себя. Денег не было даже на отъезд, и папа Евгений IV, несколько выйдя за правила приличия и превысив признаваемые за ним Собором полномочия, заявил византийцам, что никто из них не уедет до тех пор, пока не подпишет унии.

Но, словно испугавшись собственной дерзости, тут же направил к императору легатов, которые убедили Иоанна VIII Палеолога в том, что основой соединения могут стать святоотеческие цитаты, приведенные во время спора. А если впоследствии греки пожелают переубедить латинян, то для этого им открыты все возможности. Патриарх Иосиф согласился с таким предложением, и теперь он, василевс и многие восточные епископы собирались вместе, чтобы обсудить последнюю редакцию соединительного ороса, где традиционная латинская формула «Дух исходит от Отца и от Сына» была заменена почти компромиссной «Дух исходит от Отца через Сына».

Замечательно, что патриарх, которого все это время терзала болезнь, в эти дни стал первым защитником императора. Собрав епископов, архиерей произнес тихим голосом: «Единство и мир Церквей совершенно необходим и полезен для нас. Так что и нам нужно использовать некоторую икономию, чтобы это обрести. Ведь если мы сделаем некоторое снисхождение и с его помощью обретем дело, которое будет в великую помощь нам и в устроение и возрастание родины, то, услышав об этом, враги наши испугаются, убоятся и вострепещут и станут услуживать нам и искать нашей дружбы. Мы никак не обесчестим себя, если и сделаем некоторое снисхождение».