день в Преображенском на Генеральном дворе, где Украинцев докладывал ему во время церковной службы проект ответной грамоты шведскому королю, выражавшему намерение прислать в Москву послов для подтверждения Кардисского договора. На проекте текста грамоты находим помету: «207 г. генваря в 5 день великий государь, слушав сей обрасцовой грамоты, указал, написав в лист, послать к свейскому королю через почту; а изволил слушать в Преображенском на генеральном дворе во время пения часов царских в навечерии святых богоявлений»[962].

«Генваря в 6 день в пяток на праздник Богоявления Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа в соборной церкви Успения Пресвятые Богородицы служил Божественную литоргию и из соборной церкви на освящение воды на Москве реке на Иордани был преосвященный Тихон митрополит. А по указу великого государя… за честными кресты и за святыми иконы на Иордани в ходу были: касимовской царевичь Иван Васильевич, боярин князь Михайло Никитичь Львов, окольничий Семен Федоровичь Толочанов, думной дьяк Митрофан Тугаринов»[963]. Запись Дворцовых разрядов нововведений не заметила; она описывает обряд совершенно по-старому. Но от современника и, может быть, очевидца Желябужского эти новшества уже не ускользнули. «На Богоявленьев день, — читаем в его записках, — ходили со образы на Иордань; а был в ходу Крутицкой митрополит, а святейший патриарх не был, для того, что был болен. А солдаты шли на Иордань строем с начальными людьми Преображенского полку. И в том полку в первой роте в строю изволил иттить сам великий государь с протазаном (Выделено мною. — М. Б.). Также шли семеновские солдаты и бутырские и стояли все на Иордани. На преображенских солдатах были зеленые кафтаны, а на семеновских лазоревые, а на бутырских красные. А были они с пушками и палили из пушек трижды, также и из мелкого ружья. А на Иордань генерал Автомон Михайлович Головин перед пехотою ехал в санях с дышлом. И на тот Богоявленьев день был дождь, и капели великие, и лужи»[964].

Наиболее подробное и яркое описание церемонии дается в дневнике Корба. «Праздник трех царей, или, вернее, Богоявление Господне, ознаменован был благословением реки Неглинной (?). Желая посмотреть на это выдающееся торжество в году, господин цесарский посол отправился в посольскую канцелярию, окна которой выходили на текущую мимо реку. Процессия двигалась к реке, скованной зимним холодом, в следующем порядке. Открывал шествие полк генерала де Гордон, вел который полковник, начальник стражи Менезиус, а полковник Гордон занимал подобающее ему место в полку; ярко-красный цвет новых кафтанов усиливал блеск шествия. Гордонов полк сменил другой, называемый Преображенским и обращавший на себя внимание новой зеленой одеждой. Место капитана занимал царь, внушавший высоким ростом почтение к своему величеству. Затем следовал третий полк, который именуют Семеновским; барабанщиками в нем карлики, но они сообщали полку столько же красоты, сколько природа убавила у них от обычного человеческого роста; кафтаны солдат были голубого цвета. Во всяком полку было два хора музыкантов; всех же музыкантов в полку восемнадцать. За Преображенским полком следовало восемь, а за остальными шесть воинских орудий. Офицеры в полках почти все иноземцы или по рождению, или по происхождению (sic). На твердом льду реки была построена ограда (theatrum). Гордонов полк занял место вверху поперек реки, а Семеновский внизу. Преображенский же полк стал вдоль реки против воздвигнутой ограды, у каждого полка расставлены были его пушки. В эту неделю полк генерала Лефорта нес службу на караулах, поэтому две роты его сопровождали духовенство, а две другие с белыми палками прокладывали дорогу и удерживали напор стекавшегося народа. Впереди самих попов очень близко к ним шли двенадцать земских (слуги царской кухни)[965] с метлами, чтобы очищать улицы. Пятьсот духовных особ, иподьяконы, дьяконы, священники, архимандриты (abbates), епископы и архиепископы, облаченные в одеяния, подобающие их сану и должности и богато украшенные золотом, серебром, жемчугом и драгоценными камнями, придавали религиозной церемонии более величественный вид. Перед замечательным золотым крестом двенадцать клириков несли фонарь, в котором горели три свечи. Московиты считают нечестивым и непристойным выносить в народ крест без огня. Невероятное количество людей толпилось со всех сторон, улицы были полны, крыши были заняты людьми; зрители стояли и на городских стенах, тесно прижавшись друг к другу. Как только духовенство наполнило обширное пространство ограды, началась священная церемония, зажжено было множество восковых свечей, и прежде всего воспоследовало призывание благодати Божией. После достодолжного призыва милости Божией митрополит стал ходить с каждением кругом всей ограды, посредине которой лед проломан был пешнем в виде колодца, так что обнаружилась вода. После троекратного каждения ее митрополит освящал ее троекратным погружением горящей свечи и обычным благословением. Против ограды воздвигнут был столб выше стен. На этом столбу стояло с государственным стягом то лицо, которого счел достойным этого почета царский выбор. Быть назначенным для этой должности есть знак особой царской милости, ясным доказательством чего служит то, что такое лицо получает новую одежду с головы до пят и, кроме того, несколько золотых по царскому усмотрению.

Стяг этот белый, на нем сияет вышитый золотом двуглавый орел; развернуть стяг нельзя раньше, чем духовенство войдет за решетку ограды. Тогда знаменосцу надо наблюдать за религиозными обрядами, каждением и благословением, так как каждую часть церемонии он отмечает наклонением стяга. Знаменосцы остальных полков тщательно следят за ним, чтобы соответствовать наклонением их стягов. По окончании благословения воды знаменосцы со всех сторон приближаются к ограде и окружают ее, чтобы стяги получили достодолжное окропление благословенной водой. Затем патриарх или в отсутствие его митрополит, выходя из ограды, т. е. из священного места, обыкновенно кропит его царское величество и всех солдат. Для конечного завершения праздничного торжества по распоряжению царя производили залп из орудий всех полков.

За ним следовали троекратные радостные выстрелы из ружей. Пред началом этой церемонии на шести белых царских лошадях привозили покрытый красным сукном сосуд, напоминавший своей фигурой саркофаг. В этом сосуде надлежало затем отвезти благословенную воду во дворец его царского величества. Точно так же клирики отнесли некий сосуд для патриарха и очень много других для бояр и вельмож московских»[966].

Под 10 января Корб записывает о совершенно неожиданном аресте иноземца доктора Григория Мартыновича Карбонари, произведенном по личному приказу царя. Карбонари в этот день обедал еще с несколькими гостями у цесарского посла. Вдруг без доклада ворвался в обеденную залу какой-то аптекарь, который, никому не поклонившись, указал на врача, надменным кивком позвал его к себе и объявил ему приказание царя навестить какого-то больного монаха. Посол, возмущенный наглым поведением аптекаря и не допуская