Местные барышни, пораженные его бешенной энергией, на фоне своих каменно неповоротливых кавалеров, воспылали к нему благодарным чувством. А что может благодарная женщина?.. Всё! Отблагодарить, во всяком случае.

— Фома! — мычал Доктор в бокал, когда они на секунду пересеклись у одного из фуршетных столов. — Ты вызываешь слишком большой интерес!

— Док, уж лучше пусть меня сейчас подозревают, чем потом — размораживают!..

Фома, дурачась и передразнивая Доктора, тоже мычал в свой бокал…

— Если я остановлюсь, то замерзну, а это вызовет еще большие подозрения в обществе моржей! Или моржов… как, Доктор?.. Мне кажется, последнее более феминистское, а?.. Я не виноват, что здесь только шампанское, которое напоминает мне жидкий азот — у меня леденеет сердце!

— Так не пей!

— Трезвым я буду еще хуже, видеть не могу этот фуршет с лошадиными шутками и какой-то слизью с глазами на столах! А дамы…

Он не успел закончить мысль, поскольку его снова утащили в танец. Доктор, глядя на этот нон-стоп, с сожалением констатировал, что последствия посещения Лилгвы, прут из Фомы, как сорняки на заднем дворе, куда выбрасывают помои. И если сам он этого почти не ощущал, то дамы, осчастливленные им, почувствовали это сразу, как только он пускался с ними в пляс.

Одно прикосновение Фомы, будило тайные желания и превращало холодную мумию в монастырскую мечтательницу. Никогда не раскрывающийся в здешней суровой атмосфере хилый и отмороженный бутон греха, вдруг расцветал пышным цветом, после нескольких пируэтов какого-нибудь «пасо д’обля».

Фома был нарасхват, за Фому боролись, к Фоме пылали. Он хотел лишь согреться.

— Вы знакомы с этим блестящим молодым человеком?..

К Доктору подошел высокий господин, наглухо застегнутый во френч, глаза незнакомца мрачно мерцали в черных отечных кругах вокруг.

— Едва. Не имею чести знать близко, но… видел в деле… — Доктор беззаботно отбивал ногой такт, наблюдая кружение пар, в руке его искрился бокал.

— Не имею чести, — глухо повторил подошедший. — Сейчас так здесь и не говорят. Вы, вероятно, из провинции?

— Вы угадали, — все так же легко, поигрывая ногой, ответил Доктор. — Из Бриарии, что на границе. Но, простите, с кем имею?..

— Трапп! — небрежно бросил его собеседник.

— Джу! — представился и Доктор, вытянувшись перед шефом тайной полиции. — Рыцарь Серебрянное…

— Да, я помню, — отмахнулся Трапп. — Бриария, — протянул он раздумчиво. — Это одна из самых отдаленных провинций. Давненько я не встречал рыцарей оттуда. Вы сами давно из тех мест? Как там?

— Все так же — прифронтовая полоса. Жарко!

— Да-а, — согласился Трапп, и перевел разговор. — Вы хорошо себя показали сегодня.

— Ну что вы, удалось удержаться в седле и то ладно!

— Вы скромны. Наверное, как и ваш давешний собеседник? Вы говорили, что видели его в деле. Ну и как?

— Слишком горяч, болтлив и самонадеян, думаю, долго не протянет.

Трапп хмыкнул:

— Но тем не менее он тоже остался в седле.

— Случайно!.. — Доктор играл этакого хорошего, честного, но несколько ограниченного малого из добропорядочной провинциальной глубинки, со своими понятиями о чести и достоинстве и, главное, с твердым убеждением, что победа достается только тяжким трудом.

— Ну что ж, желаю успеха, мистер Джу! — слегка наклонил массивную голову Трапп.

Доктор поклонился в ответ. Вечер грозил оказаться слишком интересным…

— На тебя охота, — объявил он, когда они снова столкнулись, теперь уже у бильярда, где один из рыцарей, сэр Троп, гонял шары, громогласно комментируя каждый удар.

— Да, дамочки не дают покоя, — согласился Фома, но Доктор охладил его легкомыслие, рассказав о Траппе и о некоторых случайно услышанных разговорах, вызванных столь необычным поведением рыцаря. — Не удивлюсь, если на тебя наедут каким-нибудь способом.

— Да что они мне сделают здесь? Не будут же они в таком месте затевать драку? Вряд ли это понравится Милорду. А насчет Траппа я в курсе…

Трапп уже говорил с ним. Фома развлекался у банкетного стола с одной барышней со странным, но завораживающим именем Пуя. Он кормил ее, как уже многих перед этим, тем, к чему сам боялся притронуться. В незнакомой кухне главное осторожность и чей-то чужой рот, помнил он совет из кулинарных книг дипломатов, и угощал Пую с рук.

Разогретая танцем Пуя была в восторге от новой, как ей казалось, эротической забавы, не подозревая, что выполняет роль противоядия, дегустатора, и пришла в такое возбуждение, что чуть не откусывала ему пальцы, так как глаза, по правилам игры, надо было держать закрытыми.

— А это что такое? — спрашивал Фома, засовывая ей в рот студенистую картофелину с глазами креветки.

— Ммм! — стонала Пуя. — Фропсы! Аб-бажаю!

— А это?..

В это-то время Фома и почувствовал чье-то настойчивое внимание. Повернувшись, будто подхватывая упавшую салфетку, он встретился взглядом с человеком во френче. Где-то он видел этот фанатичный взгляд, ёкнуло у него сердце.

Человек, между тем, улыбнулся, показав синеватые зубы, и тоже заметил:

— Мистер Томп, мы нигде не встречались?

— Может быть, на ристалище, меня там многие видели? — простовато улыбнулся Фома, мысленно крестясь: «Господи Говорящий, пронеси!» К тому же, именно в этот самый момент и совсем не кстати, он почувствовал, что шампанское пошло ему не впрок, оно предательски подперло диафрагму, стало трудно дышать.

— Мистер Томп, где же вы? — голос Пуи дрожал от предвкушения.

— Извините, — ухмыльнулся Фома Траппу. — Мы кушаем.

— Да-да, возможно, — продолжал Трапп, как ни в чем не бывало. — У вас запоминающаяся внешность.

— Рыцарь, вы забыли о своей даме!.. — Пуя закрыла рот и открыла глаза.

— О, господин Трапп, я вас не узнала! — прошептала она, белея и, что-то еще пискнув, исчезла, как дым.

Фоме пришлось выложить легенду, приготовленную Доктором: кто он, откуда, давно ли пытает счастье на подобных турнирах и кто его благословил на это. По