Через пять дней после расставания с соратниками он заскучал, не находя ни одного приключения; и по дороге погрузился в полудрему. Наконец, когда он проезжал мимо дома Матамаса, владелец замка заметил его и приветствовал; но он его не увидел и ответить не мог. Разозлясь на то, в чем усмотрел обидное презрение, Матамас пошел к себе и велел принести доспехи. Его оруженосцы спросили, куда он собрался.

– Пойду, – сказал он, – проучу одного чванливого рыцаря, который не соизволил мне ответить на приветствие. Я не успокоюсь, пока не собью с него спесь.

Он вскоре догнал мессира Гавейна. Едва завидев его издалека, он окликнул:

– Повернитесь, сир спесивец, или я поддам вам сзади.

Эти громкие слова разбудили мессира Гавейна. Он услышал, как на него несется конь; он развернулся, взялся за щит, наставил глефу и ударил соперника так жестоко, что тот плашмя растянулся по земле. Он тут же сошел, привязал к дереву своего коня, напал на Матамаса, пока тот поднимался, сбил его во второй раз и сорвал с него шлем[344] так резко, что ободрал ему нос.

– Сдавайся, – сказал он, – или ты умрешь.

– Благородный рыцарь, – отвечал Матамас слабым голосом, – вы не выгадаете ничего от моей смерти, а я не сделал ничего такого, чтобы не удостоиться пощады.

– Как вас зовут?

– Имя мое Матамас.

– А! вы тот Матамас, которого поехали проведать Сагремор и Додинель; Богом клянусь, вы мне расскажете все, что знаете о них.

– Оставьте меня в живых, и я отпущу Сагремора.

– Вы останетесь в живых, когда поклянетесь выдать его мне и пойти в плен туда, куда я укажу.

Матамас поклялся; оба сели на коней и прибыли в дом. Там было тридцать рыцарей; видя, что их господин вернулся побежденным, они хотели напасть на мессира Гавейна. Матамас их остановил и велел отпереть дверь темницы Сагремора; и когда мессир Гавейн увидел его по обыкновению свежим и в добром здравии, он заключил, что с ним обходились не так уж дурно. Мы-то видели, кому Сагремор был этим обязан.

У того первой заботой было потребовать свои доспехи, а перед тем как сесть на коня, он не забыл о любезной девице.

– Оставайтесь с Богом, – сказал он ей, – и всюду, где я окажусь, у вас будет рыцарь, на все готовый ради вас.

Мессир Гавейн подозвал Матамаса:

– Ступайте ко двору моего сеньора короля, сдайтесь ему в плен от имени его племянника и скажите моей госпоже королеве, что мы отыскали Сагремора. Если она вас спросит, что с ним стало, говорите, что он с другими заодно пустился на поиски монсеньора Ланселота.

Сагремор и вправду легко согласился упрочить собою их ряды. Матамас сел верхом и отбыл в Камалот, а мессир Гавейн с Сагремором продолжили начатые поиски.

Вернемся теперь к славному Гектору Болотному. После расставания с девятью своими спутниками он бродил по лесу восемь дней, ничего не разузнав о Ланселоте. На девятый день он очутился у той доски, которую со столькими муками преодолел Додинель; и, не видя иной переправы, он спешился, привязал коня к дереву, рискуя его больше не увидеть, и во всеоружии отважился начать опасный переход. Был ли он счастливее или ловчее Додинеля, но он достиг другого берега реки, не пойдя ко дну. Однако по дороге к замку, который возвышался перед ним, он увидел, как оттуда выехал рыцарь верхом на рослом боевом коне и с поднятой глефой. Тот велел ему сдаваться, если он не хочет умереть. Не особо смутясь, отважный Гектор выставил щит, направил глефу, пошел на рыцаря пешим и поверг его наземь с первого удара. Вслед за тем он опустился, оперся об него коленом, ударил его рукоятью меча и обагрил ему кровью лицо.

– Сдавайся! – воскликнул он.

Тот лишь немного погодя нашел в себе силы ответить.

– Сир, не убивайте меня, я признаю себя побежденным.

Но, говоря эти слова, он исподтишка приподнимал полу Гекторовой кольчуги, чтобы вонзить меч ему в живот. Гектор его опередил, схватив за руку.

– Подлец! – сказал он, – вы поплатитесь сполна за свою измену!

И он отрубил ему голову.

Тогда из замка вышли двенадцать оруженосцев и пали ему в ноги.

– Сир, благослови вас Бог! – сказали они, – вы избавили нас от самого порочного из людей. Пожалуйте в замок, покоренный вами; жители его возрадуются так, как если бы вы раздали каждому по сотне золотых марок.

Один из оруженосцев поспешил вернуться и разнести счастливую весть. Гектору подвели доброго коня, и он вступил туда под возгласы приветствия; затем он спешился, и когда его освободили от доспехов, то препроводили во дворец. Но принять замок в дар он отказался. Вскоре появилась та девица, которую Додинель провожал до дощатой переправы. Она была возлюбленной убитого недавно; но она его не любила. Когда она узнала, что Гектор из дома короля Артура, то была несказанно рада.

– Тут есть пленник, – известила она, – который мог бы оказаться из ваших друзей.

– Извольте привести его, – сказал Гектор.

Увидев, он его сразу узнал.

– Додинель, – сказал он, обнимая его, – какая нелегкая вас сюда занесла?

Додинель поведал, как девица привела его к доске и как, избегнув великой опасности утонуть, он был захвачен и брошен в темницу владельцем замка.

– Зачем, сударыня, – прибавил он, – вы вели меня к моей погибели, и что я вам сделал?

– Знайте же, – ответила она, – что друг мой, ныне покойный, питал к вам лютую злобу с той поры, как вы ранили его в одной ассамблее. Он поклялся убить меня, если я не найду способа завлечь вас сюда. И вот я направилась ко двору короля в напрасной надежде встретить вас там; наконец, мне удалось вас найти, а прочее вам известно.

Гектор со своей стороны рассказал Додинелю, как и с каким намерением они покинули двор, дав слово вернуться не ранее, чем узнают доподлинно, жив Ланселот или умер. Додинель не колеблясь взялся за поиск; и, простив девице коварство, орудием коего она стала, и препоручив Богу всех обитателей замка, они собрались идти к Белому Кресту, условленному месту сбора собратьев по поиску, где нашли мессира Гавейна, Ивейна, Сагремора и прочих, всех равно опечаленных тем, что не узнали ничего об искомом. Они снова разделились и продолжили каждый на своем пути расспрашивать везде, где им случалось проезжать, не слышно ли что о Ланселоте. Мы же теперь продолжим описание череды их приключений, начав с мессира Гавейна.

CXXVII

Проведя в дороге несколько дней и осведомляясь повсюду, где он бывал,