неизменно был к нему расположен. Назавтра они вместе вышли в путь и скоро оказались на безводной равнине, где вдали была различима старая часовня; они направились туда в надежде выслушать мессу; но они не застали там ни священника, ни единой молящейся души. Стены ее были полуразрушены, алтарь развалился; дверь позади алтаря вела на обширное кладбище, а возле этой двери большая гробница из красного мрамора была испещрена письменами, которые Гектор сумел прочесть так:

О ты, взыскующий приключений, остерегайся войти на это кладбище. Тщетны будут твои усилия, ежели ты не тот плачевный рыцарь, коего сладострастие лишило чести завершить странствия Грааля.

На том самом кладбище были вырыты некогда могилы Симеона, Ханаана и двенадцати братьев, ими убиенных, как о том повествуется в Святом Граале[347]. Невзирая на запрет, изложенный в надписи, мессиру Гавейну вздумалось испытать судьбу: ему пришлось немногим лучше, чем герцогу Кларенсу в замке Аскалоне Темном[348]. Гектор, чье любопытство лишь удвоилось от неудачи мессира Гавейна, решил наведаться к загадочным могилам вслед за ним; он вернулся оттуда еще более истерзанным, чем его спутник. Войдя обратно в церковь, они прочли другую надпись, которая гласила:

Никто не ступит на это кладбище, не выйдя оттуда с превеликим позором, пока не явится сын Королевы, великой печальницы.

И с тем, разочарованные тщетными своими попытками, они снова сели верхом и добрались до леса. У развилки дорог они заметили деревянный крест, где были еще такие письмена:

О ты, странствующий рыцарь, перед тобою две дороги. Если тебе дорого твое тело, остерегись ехать влево, откуда ты выйдешь лишь с превеликим позором. Я умолчу о правой дороге, таящей иные опасности.

Прочитав эту надпись, наши рыцари склонялись оба к левой дороге как сулящей более приключений. Но Гектор поспешил ее избрать, и пришлось мессиру Гавейну довольствоваться правой. Посмотрим, что он нашел там достойного упоминания.

CXXVIII

Мессир Гавейн долгое время ехал по этой правой дороге без приключений. К Девятому часу он уже ощущал первые приступы голода, когда очутился возле шатра, вход в который не был закрыт. Он привязал к дереву коня, повесил на ветви щит и, войдя, увидел там шестерых рыцарей, сидящих вокруг обильно накрытого стола. Он их приветствовал; они не соизволили ответить. Убрав шлем и не сняв меча, он сел с ними рядом и принялся есть, увещевая своего соседа попотчевать его.

– Попотчевать? – ответил тот. – Но как, если вы стали есть прежде меня, хотя я голоден не меньше! Но не вздумайте брать второй кусок; вам это дорого обойдется.

– Без сомнения, – сказали остальные, – и убирайтесь отсюда немедленно, если не хотите, чтобы вас прогнали силой.

– Я останусь; жаль только, что моему коню тоже нечего поесть.

Шестеро рыцарей немедленно бросились к секирам и к мечам; но они дали время мессиру Гавейну взять свой щит и водрузить обратно шлем. Для него было сущей забавой расколоть голову первому, отсечь руку второму, а прочих обратить в бегство. Вместо того чтобы гнаться за ними, он завершил свою трапезу и сел на коня. День клонился к вечеру, когда в глубине обширной долины он заметил перед собою замок, окруженный водой и стенами с турелями. Мост был опущен, он перешел его и оказался на главной улице, приведшей его к крепости. Пока он любовался, как она прекрасно сложена, справа от себя он услышал пронзительные женские вопли. Он ринулся туда и попал в большую залу, где в мраморном чану стояла девица, погруженная до пупка.

– Святая Мария! – причитала она, рыдая, – кто же меня освободит?

– Я, сударыня, – сказал мессир Гавейн и взял ее за бока; но напрасно он пытался приподнять ее.

– Ах! – сказала она, – вы не смогли; вам не выйти без позора из этого замка.

– Зачем же, сударыня, надо позорить меня за то, что я пробовал достать вас из этого чана? Скажите, по крайней мере, за что вы в нем оказались и как вам отсюда выйти.

– Я претерпеваю в нем жестокие муки, а избавит меня от них лучший в мире рыцарь; ему одному могу я рассказать, отчего я страдаю. Он не замедлит явиться; я жду его уже в этом году.

– Но что же, ваши страдания так велики?

– Боже мой, окуните сами руку в эту воду, и узнаете.

Мессир Гавейн погрузил туда одну руку и поспешно убрал, боясь, не обуглилась ли она, так горяча была вода.

– Теперь, сир рыцарь, – сказала девица, – вам понятно, что мне приходится терпеть: я бы давно умерла, если бы дал Господь; но Он еще не воздал сполна за старый грех, в коем я провинилась.

Не надеясь ничего более узнать, Гавейн покинул ее и подъехал к главному дворцу. Более трех десятков слуг окружили его, помогли сойти, сняли доспехи и отвели коня в конюшню. Рыцари во множестве приветствовали его, преподнесли ему богатое и красивое платье и пригласили сесть рядом с ними. Когда они узнали, что он прибыл из королевства Логр и что он из дома короля Артура, они воздали ему еще большие почести. Проведя с ними некоторое время, мессир Гавейн увидел, как отворилась дверь: посреди блестящей свиты вошел могучий рыцарь, один из самых прекрасных, каких ему случалось видеть.

– Король! – провозгласил один оруженосец.

Мессир Гавейн поклонился, а король ответил на приветствие и предложил ему сесть рядом с собою.

В это время взгляд мессира Гавейна привлекло оконце, откуда вылетел белый голубок, неся в клюве золотое кадило. Дворец тотчас наполнился сладчайшими благоуханиями; все в глубоком молчании преклонили колени. Голубок упорхнул в другой покой, и стоило ему улететь, как расставили столы и постелили скатерти. Все расселись кругом, и никто и не думал нарушить молчание. Мессир Гавейн в крайнем изумлении последовал за прочими и по их примеру принялся молиться. Несколько мгновений спустя он увидел, что из покоя, куда улетел голубок, выходит дева неописуемой красоты. Волосы ее были распущены, а в руках она несла высоко над головой прекраснейший в мире сосуд в виде чаши. Он был не из дерева, не из металла, не из камня; мессир Гавейн даже распознать не мог, из какой материи он сотворен. Все еще пребывали коленопреклоненными, когда внезапно девица повела им по сторонам; столы оказались уставлены самыми изысканными яствами. Совершив круг по зале, девица возвратилась туда, откуда пришла, а мессир Гавейн некоторое время следовал за нею. Вернувшись за стол, он уже не нашел перед собою ничего, тогда как другим досталось в изобилии все, чего они могли