Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, это Женя. Я в универе. Отец сегодня читает здесь лекцию.
— Я знаю. Даже хотел послушать. Но раз ты здесь, — он задумался на несколько секунд, — ладно, я буду минут через двадцать.
Она сидела на лавочке, смотря на скульптуру Генри Мура. Бронзовая женщина полулежала на низком пьедестале недалеко от неё. Услышав шаги, Женя обернулась. Давид остановился рядом и негромко спросил:
— Ты приехала просто так?
— Не совсем. Захотела с тобой поговорить. Присядь.
— Фрейд, когда принимал своих пациентов, предлагал им лечь на кушетку.
Женя ценила чувство юмора как важное качество интеллигентного человека. Она улыбнулась и не без труда преодолела сковавшую её неловкость.
— Ещё несколько дней назад я была его сторонницей, но прилетев в Израиль, пересмотрела свои взгляды. Сейчас я разделяю мнение Альфреда Адлера о психологии личности. Америка — страна индивидуалистов, там права человека превалируют над общественным интересом. Здесь другое общество. История как бы осуществила в вашей стране удивительный социальный эксперимент.
— Это первое впечатление. Люди везде одинаковы.
— Давид, я психолог. Отличия между нами большие и я пытаюсь понять, почему.
— Возможно потому, что Израиль все годы своего существования живёт во вражеском окружении, в постоянной борьбе за выживание. Это нас сплачивает.
— Да, конечно. Поэтому все служат в армии. В Штатах она строится на контрактной основе. А отсутствие опасности делает народ слабым и инфантильным. Но дело не только в этом. Здесь евреи освобождаются от стресса преследуемого, гонимого племени. Они становятся самими собой. А в рассеянии многие, чтобы сбросить с себя извечное бремя еврейства, стремятся раствориться в окружающих народах, отречься от своего предназначения «избранного» народа. Это весьма портит их характер.
— Мы тоже не ангелы.
— Но я говорю с Анной, с её другом Юрой или с тобой. Вы, конечно, разные, но у вас есть что объединяющее, какая-то национальная гордость.
— Со стороны видней, Женя. Просто у нас нет другого выхода. То, что мы живём во вражеском окружении, безусловно, влияет на нашу ментальность.
— Слышала от твоей сестры, что у тебя была девушка.
— Да, три года назад её убил араб.
— Боже праведный.
— Я участвовал в его захвате и посмотрел ему в глаза. Там был страх и ненависть. Я хотел его расстрелять на месте, с трудом удержался. Иначе попал бы под трибунал.
— А ты сам убивал?
— Приходилось и не раз. Однажды во время ночной операции меня спас от смерти друг. Он прикрыл меня и хватанул очередь, предназначенную мне. Я ликвидировал террориста, а после этого сопровождал истекающего кровью друга в больницу. Его вылечили, но он остался инвалидом.
— А моему парню нечем похвастаться. Мужество, как мышцы и мозговые извилины, тоже поддаётся тренировке.
— Ты его любишь?
— Он меня любит, а я просто мирюсь. Только в последние дни я поняла, что любить его не за что. Тебя — другое дело. За тебя я бы вышла замуж.
Давид замолчал, ошарашенный признанием, и взглянул на Женю. Рядом с ним сидела красивая и умная девушка, откровенно сказавшая о своих чувствах к нему. Он не мог ожидать такого поворота, ведь они виделись всего один раз. Она неотрывно и пронзительно смотрела на него. Он вздохнул и произнёс, стараясь быть сдержанным:
— Женя, ты прекрасный человек. Но мы ещё не знаем друг друга. Может быть, я тебе совсем не подхожу. И вообще, ты серьёзно?
— Давид, бывают в жизни такие моменты, когда все чувства обострены. Такое состояние я испытываю в вашей стране. Я ведь не только психолог, но и женщина. А она умеет постигать своего мужчину в одно мгновение.
Они поднялись и молча пошли по лугу. Он лихорадочно искал выхода из положения, в которое завела его казавшаяся вначале безобидной беседа.
— Но я всего лишь бедный студент, мне ещё два года учиться. К тому же нас разделяет океан.
— Я умею ждать, Давид.
Она вдруг отвернулась и зарыдала, слёзы неудержимо потекли по её матовому от волнения лицу.
— Господи, что я говорю. Прости меня. Наверное, ты прав.
Полный неожиданно нахлынувшими на него эмоциями, он приблизился к ней и обнял за плечи. Впервые после трагической гибели Михаль он позволил себе прикоснуться к женщине. Она посмотрела ему в глаза и потянулась к нему. Он ощутил солоноватое прикосновение её губ, и его пронзила жалость к девушке, у которой хватило смелости признаться ему в любви. Он ответил поцелуем. Они стояли посреди лужайки, прижавшись друг к другу. Потом Женя вытерла слёзы, улыбнулась и сказала, что голодна. Они пошли в кафетерий, в котором много лет назад он, пятилетний мальчик, ел бутерброд и пил из картонного стакана сладкую чуть дурманящую кока-колу. Она попросила его показать, где он учится, и они отправились туда. Там их увидел Санька. Он только что закончил лекцию и испытывал неожиданный для него душевный подъём.
— Как прошла лекция? — спросила Женя.
— Превосходно. Ты знаешь, какое наслаждение выступать перед такой аудиторией. Глаза светятся умом, Ай-Кью зашкаливает. Как твои дела, Давид?
— Спасибо, в порядке. Жаль, мне не удалось тебя послушать.
— Послезавтра я ещё раз выступлю здесь в десять утра. Приходи.
— Я постараюсь.
— Ну, хорошо. Подождите меня тут. Я договорился побеседовать с одним знаменитым профессором.
— Да, Ауманном. Ты мне говорил о нём, папа.
Санька улыбнулся, потрепал Женю по плечу и скрылся за входной дверью.
Она договорилась с Давидом, что он приедет в субботу в Тель-Авив. Санька вышел из здания математического факультета, восхищённо вспоминая о встрече с мэтром, и они двинулись к выходу из кампуса.
На следующий день Женя с Викой отправились на экскурсию в Иерусалим. Вернулись в Рамат-Ган уставшие в семь часов вечера. Гид оказался весьма образованным и им очень понравилось. Женя о разговоре с Давидом поделилась с Анной.
— Ты думаешь, он тебя любит? — не поверила она.
— Он мне ничего такого не сказал, но я почувствовала. Это с виду он такой суровый мужик, а на самом деле добрый и сентиментальный.
— Женька, я счастлива.
— Есть две серьёзные проблемы. Ему ещё учиться да учиться. Кроме того мы живём по разные стороны Атлантического океана.
— Да, действительно. Но неразрешимых проблем нет. Главное, ваше желание быть вместе.
В субботу приехал из Иерусалима Давид и подкатил Юра. Все забрались в его машину и помчались в Тель-Авив. А вечером Яна и Вика на террасе пентхауса устроили ужин. Завтра начинался Новый еврейский год, и