за происходящим в проливе и в гавани с башни городских ворот, совершенно пал духом. «Рабская война теперь неизбежно перекинется в Италию, – с ужасом думал он. – Несомненно, Риму будет угрожать опасность не менее страшная, чем во время нашествия галлов под предводительством Бренна. Тогда галлы захватили весь Рим, за исключением Капитолия. Только благодаря Марку Фурию Камиллу удалось спасти город. Но теперь помощи ждать неоткуда. Марий с его шестью легионами, похоже, будет не в состоянии справиться с бесчисленным скопищем тевтонов, окруживших его арелатский лагерь».

Под влиянием пессимистических прогнозов Антипатра относительно дальнейшего хода всей войны с германцами Скавр уже не сомневался в том, что вся армия Мария обречена на гибель. Он также знал, что Катулл, пытавшийся задержать кимвров в Тридентинских Альпах, тоже повел себя не лучшим образом, бросив хорошо укрепленный лагерь со всеми припасами на реке Атезии и отступив в долину Пада.

«Совершенно ясно, что Афинион не замедлит в течение ближайших дней переправиться в Италию, – проносились в голове Скавра панические мысли. – После этого он двинется через Бруттий, Луканию и Апулию, присоединяя к себе варваров-рабов, которыми кишат италийские латифундии. Тысячи и тысячи рабов будут угрожать Риму с юга, а с севера к нему подступят несметные силы кимвров и тевтонов. О, боги! Как велика и неотвратима опасность!».

Но пока воображение рисовало Скавру ужасную картину будущих великих потрясений в Италии, нашелся-таки человек, решивший изменить крайне неблагоприятную для римлян ситуацию в Сикульском проливе. Этим человеком стал уже знакомый читателю Гай Вентидий, тот самый военный трибун, который доблестно противостоял восставшим под Триокалой и был ранен во время последней вылазки осажденных. Рана его оказалась серьезной. Он лечился сначала в Гераклее, потом его на корабле доставили в Регий. Когда трибун немного поправился, Лукулла уже не было в Сицилии, а легион, в котором он служил, бездействовал под Сиракузами под предводительством нового претора Гая Сервилия.

Вентидий был не только храбрым воином, но и большим патриотом Рима. Он болезненно переживал неудачи римлян в Галлии, но особенно возмущался бездарным ведением войны против беглых рабов всеми преторами Сицилии. Как только римские корабли, покинувшие мессанскую гавань, бросили якоря в гавани Регия, Вентидий тотчас принял над ними командование. В городе лишь он один был в высоком ранге военного трибуна, поэтому все навархи и центурионы беспрекословно ему подчинились.

Доблестный трибун сам повел одну из квадрирем к мессанской гавани. За передовым кораблем из гавани Регия двинулись все находившиеся там исправные боевые корабли, в том числе две старые квадриремы и четыре триремы, взявшие на борт не менее двухсот пятидесяти хорошо вооруженных наемников. Вентидий решил одним ударом уничтожить вражеские суда, скопившиеся в мессанской гавани.

По меньшей мере двадцать пять двухпалубных и трехпалубных кораблей восставших выступили навстречу регийской эскадре. Более легкие суда маневрировали, выискивая вражеские корабли, с которыми можно было схватиться в абордажном бою.

Вскоре в проливе завязалось сражение.

Римляне располагали меньшим количеством судов, но три их квадриремы были неприступны для легких кораблей восставших. Они походили на плавающие крепости. Восставшие даже не пытались взять их приступом, охотясь за легкими и средними кораблями, стараясь с ними сблизиться и сцепиться, чтобы завязать рукопашный бой с находившимися на них римлянами и греческими наемниками. В этих схватках они чаще оказывались победителями, так как смелее и яростнее нападали.

Квадрирема под командованием Вентидия протаранила в лобовом столкновении одну из трирем восставших и, прорвавшись к мессанской гавани, потопила большой грузовой корабль, который уже двигался к италийскому берегу с пятьюдесятью всадниками на борту. Вместе с кораблем ушли на дно залива несколько десятков гребцов, а многие воины, спасаясь вплавь, потеряли лошадей и оружие.

Тем временем корабли Катрея потопили две триремы и подожгли шесть легких римских судов, заставив остальные дикроты и биремы противника отступить под прикрытие двух квадрирем, с которых корабли восставших обстреливались из катапульт и скорпионов.

Во второй половине дня однопалубники восставших, обойдя с флангов квадриремы, снова пошли на сближение с легкими кораблями римлян и завязали с ними абордажные бои. Сцепившиеся друг с другом суда течением и ветром относило к Харибде с клокотавшими там водоворотами. Повстанцы дрались с невиданной яростью: слишком сильным было их желание высадиться на италийский берег и начать поход на ненавистный Рим. Еще две римские биремы были подожжены, а три дикрота, получив пробоины, выбросились на берег у Сциллы.

Квадрирема Вентидия не справилась с сильным течением у самого входа в мессанскую гавань и, отнесенная к Харибде, дала течь, наткнувшись на подводную скалу. Трибун, скрежеща зубами от досады, вынужден был покинуть тонущий корабль вместе с солдатами, матросами и гребцами, перебравшись на подоспевшие к ним на помощь легкие суда. Очень скоро квадрирема исчезла под водой – только обломки ее еще долго крутились в водоворотах.

Все уцелевшие в бою римские корабли к концу дня отошли к Регию.

Восставшие могли считать себя победителями, но о переправе через пролив было еще рано думать. Ночью с италийского берега к восставшим переправились на лодке два лазутчика, посланные киликийцем в Регий еще в начале лета. Они сообщили, что на бруттийском берегу сосредоточилось около шести тысяч местного ополчения из Регия и Колумны. Кроме того, Афинион опасался начинать переправу, пока полностью не будут уничтожены корабли, укрывшиеся в регийской гавани. Катрей был такого же мнения. Он поделился с киликийцем мыслями о том, как бы незаметно для неприятеля перевезти хотя бы тысячу воинов на мыс Левкопетру, где, как донесли разведчики, не было вражеских отрядов, которые могли бы помешать им там закрепиться, но и от этого плана пришлось отказаться, потому что на следующий день вернувшийся в Мессану дозорный корабль, который дежурил у входа в пролив со стороны Ионического моря, принес известие о появлении большого количества кораблей, идущих со стороны Пелопоннеса.

Это был флот Антония, возвращавшийся из киликийского похода.

Срок преторских полномочий Антония близился к концу. Ему удалось разрушить лишь несколько крепостей на киликийском побережье, взяв в плен около тысячи находившихся в них пиратов. Но основной цели Антоний так и не достиг. За исключением десятка миапаронов критских пиратов, застигнутых и потопленных им у острова Фармакусы, ему не удалось уничтожить ни одного корабля киликийцев. Все они рассеялись по Внутреннему морю, и претору оставалось довольствоваться приятным сознанием того, что за последние сто лет он первым из римских флотоводцев высадил на берег Киликии своих легионеров.

В начале сентября вестовое судно доставило ему строгий приказ сената немедленно идти в Сицилию, где в связи с неудачами претора Сервилия сложилась серьезная обстановка у Сикульского пролива. Антонию предписывалось незамедлительно вести флот к Сицилии и ни в коем случае не допустить высадки восставших рабов на италийский берег. Антоний повиновался приказу, и его флот при благоприятном ветре совершил двенадцатидневный поход от Птолемаиды до Сицилии.

С появлением флота Антония восставшим ничего не оставалось, как полностью отказаться от переправы через пролив. Катрей приказал поджечь все захваченные в мессанской гавани вражеские суда и с четырьмя десятками неповрежденных кораблей вернулся в гавань Катаны. Но оставаться там не имело смысла. У римлян теперь было подавляющее превосходство в количестве и качестве кораблей. Было ясно, что Антоний не замедлит двинуть все свои корабли против эскадры восставших, укрывшейся в катанской гавани. Поэтому родосец с согласия своих навархов решил вернуться в Фаласарны. О своем решении он уведомил Афиниона, отправив к нему гонца. Распространив в Катане слух о том, что он намерен увести свою эскадру в Мотию, Катрей за два часа до рассвета вышел с тридцатью четырьмя кораблями в море, взяв курс на Крит. Остальные шесть кораблей пришлось оставить в гавани Катаны. Они были в ветхом состоянии и непригодны к дальнему плаванию.

Афинион оставался с войском под Мессаной до конца октября, ожидая, что Антоний начнет высаживать своих солдат на сицилийский берег. Он считал, что в создавшейся ситуации Антоний и Сервилий должны были объединить свои силы и начать против него активные боевые действия.

У Антония было не менее четырнадцати тысяч воинов, но он отклонил просьбу Сервилия