начать совместную борьбу с мятежниками, ссылаясь на то, что время упущено, восстание слишком разрослось и теперь только консульские легионы способны положить ему конец. Антоний предвкушал получение морского триумфа за одержанную победу над пиратским флотом у берегов Крита, разрушение киликийских крепостей и захват в плен около тысячи пиратов. Военные действия в Сицилии не сулили ему ничего хорошего. Малейшая неудача могла перечеркнуть все то, чего он достиг за время своей претуры. В Риме его успехи в войне с пиратами должны были произвести весьма благоприятное впечатление и в дальнейшем способствовать его притязаниям на консульскую должность.

В конце сентября, оставив в Мессане около пяти десятков кораблей для охраны пролива, Антоний увел флот в Мизены. Он добился от сената разрешения на морской триумф, так как римские граждане, еще не остывшие после ликований по случаю победы Мария над тевтонами, с большим воодушевлением встретили победителя пиратов. Его возвращение совпало с торжественным жертвоприношением на Капитолии и лектистерниями в честь Двенадцати богов Согласия. Это было расценено как доброе предзнаменование перед грядущим столкновением римлян с кимврами. Народ искренне верил, что Антоний успешно справился с задачей полного искоренения пиратства. Лишь немного позднее все поняли, что ошибались…

Пока флот Антония находился в проливе, Афинион дождался, когда к нему подойдут отряды Сатира и Тевтата, и, снявшись с лагеря, двинулся к Нойям с тридцатью пятью тысячами войска, которое через два дня обложило город со всех сторон. Но это был всего лишь отвлекающий маневр. Киликиец, отойдя от пролива, рассчитывал, что Антоний не устоит перед соблазном высадить на сицилийский берег своих солдат, чтобы соединиться с Сервилием и его легионами. К Бранею, стоявшему с десятью тысячами воинов под Акрами, киликиец отправил гонца с приказом, что в случае если Сервилий двинется от Сиракуз на север вдоль побережья или вглубь острова, он должен будет немедленно снять осаду Акр и следовать за вражеским войском, но не вступать с ним в сражение. План киликийца был прост: он решил перехватить Сервилия на пути его движения к проливу или, если Антоний двинется навстречу сицилийскому претору, нагнать и уничтожить Антония, окружив его превосходящими силами. Но все было напрасно. Антоний дал своим солдатам десятидневный отдых, высадив их у Колумны, после чего приказал грузиться на корабли. Его флот покинул пролив и вышел в море, а Сервилий так и не двинулся с места из своего сиракузского лагеря…

Когда в Сицилию пришло известие, что тевтоны потерпели от римлян сокрушительное поражение в Нарбоннской Галлии, восставшие приуныли. Зато в сицилийских и особенно в италийских городах устраивались благодарственные молебствия богам.

Афинион до середины ноября простоял под Нойями. Городские власти после тридцати дней осады повели с ним тайные переговоры. К этому их вынуждала катастрофическая нехватка съестных припасов. В конце концов обе стороны пришли к соглашению. Киликиец вывез из Катаны в Нойи большое количество зерна в обмен на оружие, обувь, ручные мельницы и теплую одежду. Эта сделка была совершена в обстановке глубокой тайны. Во всяком случае, претор Сервилий так и не узнал об этом «попустительстве мятежникам» со стороны властей осажденного города. Афинион же повел войско на зимовку в Триокалу. Надо сказать, что восставшие пользовались многими благами достигнутых в этом году успехов. Армия была сыта, хорошо одета, обута и вооружена. Афинион, собрав дань с городов, заплатил воинам жалованье.

Между тем даже в приморских городах продовольственное положение становилось все хуже. Многие из них лишились своих кораблей (их еще летом захватил или уничтожил Катрей, готовившийся к походу на Мессану и Регий) и не получали никакого снабжения по морю. Проагоры и господствующие в них олигархи суровыми мерами подавляли глухой ропот изголодавшегося ремесленного люда, который не видел ничего зазорного в том, чтобы с мятежными рабами устанавливались взаимовыгодные отношения, коль скоро сами римляне не оказывают осажденным городам никакой помощи. Городские власти набирали из черни продовольственные отряды, которые становились, по сути, настоящими разбойничьими шайками. Там, где они не получали отпора, ими творились бесчинства, грабежи, насилия и убийства. Таким образом, между городскими и сельскими жителями усиливалась вражда, доходившая до того, что многие крестьяне даже обращались за помощью к восставшим, и были случаи, когда триокальцы безжалостно истребляли отряды грабителей, причем крестьяне возвращали себе отнятое у них добро. Сам Афинион хвалил своих воинов, если они вступались за мирных землепашцев и особенно сельские коммуны, где трудились освобожденные им невольники. Он считал это залогом будущего единства сицилийцев в новом справедливом государстве…

Конечно, весть о поражении тевтонов была воспринята восставшими и их вождями с горечью и разочарованием. Но оставалась надежда на то, что кимвры, более многочисленные, чем тевтоны, и к тому же особенно прославившиеся своими победами над римлянами, в очередной раз нанесут им поражение и двинутся на Вечный город. В Триокале с большой радостью было воспринято известие о том, что легионы Катула оставили без боя свой лагерь на реке Атезии, а затем и вовсе ушли из Транспаданской провинции, которая полностью оказалась во власти кимвров.

Глава шестая

Возвращение Думнорига. – Консульские легионы в Сицилии. – Афинион и Аквилий в героическом единоборстве. – Сражение у Халкидской горы

В середине октября в Триокалу вернулся Думнориг с красавицей-тевтонкой Веледой, которую галл объявил своей женой.

Из Массилии Думнориг и Веледа отплыли на корабле, который следовал до Песта. Там они задержались на десять дней из-за сильного волнения на море. Денег у Думнорига было достаточно, поэтому он мог себе позволить поселиться с Веледой в хорошей гостинице. Тевтонка, никогда в жизни не знавшая ничего другого, кроме кочевой повозки отца, была в восторге от роскошной обстановки, в которой оказалась, хотя, по мнению галла, заведение это было отнюдь не из перворазрядных.

В Песте арвернец купил подруге новое платье и отвел к цирюльнику, который завил ее волосы, соорудив из них отличную прическу. После этого тевтонку стало не узнать. Можно было назвать ее настоящей красавицей. Во всяком случае, черноволосые женщины Песта, когда она и Думнориг проходили по улицам города, провожали белокурую девушку завистливыми взглядами. В то время многие жительницы Италии прибегали к различным средствам, чтобы осветлить свои волосы. Это поветрие приходило к ним из Рима, где тон задавали знатные матроны и девушки. Они целые дни проводили на берегу Тибра, вымачивая свои темные, как ночь, кудри в специальных осветляющих растворах. Думнориг втайне испытывал гордость за свою молчаливую спутницу (она по уговору с ним прикидывалась глухонемой, а галл представлял ее пассажирам корабля как свою племянницу). Теперь он не только не жалел о том, что взял с собой тевтонку, но и благодарил Белизану131, которая внушила ему мысль не бросать девушку на произвол судьбы.

Морской переход от Песта до Мессаны занял четыре дня. В мессанской гавани еще стоял флот Антония, вернувшийся из киликийского похода. В Мессане Думнориг узнал, что в конце сентября в проливе произошло большое морское сражение между восставшими и римлянами, и только появление кораблей Антония не позволило Афиниону высадить на берег Бруттия свое войско.

От Мессаны до Катаны Думнориг и Веледа проделали пятидневный путь пешком, так как погода испортилась и на море разбушевался сильный шторм. Ночевали они в заезжих дворах.

В Катане по-прежнему находился четырехтысячный гарнизон под командованием Лукцея. Самнит по-братски встретил Думнорига, рассказал ему, что Катрей со всеми кораблями вынужден был уйти на Крит, а на море господствует римский флот. Сам он твердо решил не оставлять города, даже если враг будет угрожать ему с суши и с моря.

Когда Думнориг и Веледа прибыли в Триокалу, обрадованные его прибытием Мемнон, Сатир, Багиен и другие командиры стали уговаривать Афиниона, чтобы он объявил в честь храброго галла трехдневное общевойсковое торжество. Киликиец не заставил долго себя упрашивать. Он любил устраивать общественные пиры.

Арвернца чествовала вся Триокала. Во всех окрестных храмах по распоряжению царя совершались щедрые благодарственные жертвоприношения. Перед алтарями были забиты десятки быков и множество мелких животных. Это празднество было посвящено всем богам, которых восставшие благодарили