он начал весьма активно и дерзко на них на всех нападать и особенно на плебейских трибунов. И не было в его словах ни продуманного уважения, как у политического деятеля, поучающего народ, ни благоразумной осторожности перед гневом стоящего у власти, как у частного лица, ненавистного многим, но были, как у врага, безбоязненно оскорбляющего подвластных ему, какое-то неумеренное раздражение и невыносимое презрение к своей жертве.

XXXV. Потому-то еще во время его речи начал зарождаться сильный шум среди тех, кто часто склонялся попеременно то в одну, то в другую сторону, как бывает в толпе несхожих людей с несовпадающими интересами, поскольку одни были довольны словами Марция, а другие, наоборот, рассержены. И после того как он закончил выступать, поднялся еще больший крик и переполох. 2. Ибо патриции, именуя Марция наилучшим из людей, восхваляли его за откровенную речь и заявляли, что он единственный свободный человек из всех них, поскольку не испугался толпы нападавших врагов и не стал льстить своевольным и противозаконным стремлениям граждан. Плебеи же, раздраженные упреками, называли его невыносимым, тягостным и злейшим из всех врагов. 3. И уже некоторые из них, кому было свойственно большое легкомыслие, возымели сильное желание расправиться с ним по кулачному праву. А в этом им содействовали и оказывали поддержку плебейские трибуны, и в особенности Сициний потакал их желаниям. В конце концов, после того как он произнес длинную речь против Марция и воспламенил души плебеев, Сициний, весьма распаленный своим обвинением, объявил окончательное решение, что коллегия трибунов приговаривает Марция к смертной казни за дерзость в отношении эдилов, которых тот накануне прогнал ударами, хотя они получили приказ трибунов привести его: ведь оскорбление, нанесенное их собственным помощникам, касается именно тех, кто отдал приказ. 4. Заявив это, Сициний приказал вести его на холм, возвышающийся над площадью: а место это — страшный утес, откуда, по их обычаю, сбрасывали приговоренных к смерти[786]. Итак, эдилы стали подходить, чтобы арестовать Марция, но патриции, подняв громкий крик, бросились все вместе против них, затем плебс против патрициев, и много было бесчинства в их действиях, и много грубости в словах с обеих сторон, когда они толкали и хватали друг друга руками. 5. Однако волнения были прекращены, и все вынуждены образумиться благодаря вмешательству консулов, которые силой ворвались в середину и приказали ликторам сдерживать толпу: столь велико, в самом деле, было тогда у людей почтение к этой должности и настолько уважаемой эта видимость царской власти. Вследствие этого Сициний, обеспокоенный и растерянный, был преисполнен опасения, как бы не вынудить врагов отразить силу силой. Считая недостойным отказаться от затеи, после того как однажды взялся, и в то же время не имея возможности оставаться верным тем решениям, которые принял, он находился в глубокой задумчивости по поводу того, что следует делать.

XXXVI. Увидев его в растерянности, Луций Юний Брут — тот самый вождь народа, который придумал, на каких условиях состоится примирение, человек способный помимо прочего и найти выход в безвыходных положениях, — он подходит к Сицинию и наедине советует не упорствовать, ратуя за дело безрассудное и противозаконное: ведь он видит, что все патриции раздражены и готовы, если будут призваны консулами, взяться за оружие, а самая мужественная часть плебса колеблется и с неохотой одобряет выдачу на казнь известнейшего среди граждан человека, и к тому же без суда. 2. Рекомендовал же он ему пока пойти на уступки и не вступать в схватку с консулами, чтобы не сотворить какого-нибудь большего зла, но назначить Марцию судебное разбирательство, установив любой, какой нужно, срок, и поставить вопрос о нем на голосование граждан по трибам[787], а что большинством голосов присудят, то и выполнять. Ведь то, чего ныне он пытается добиться, является делом деспотическим и насильственным, когда один и тот же человек выступает и обвинителем, и судьей и властен устанавливать меру наказания, в то время как гражданскому правлению свойственно, чтобы виновный, получив возможность защиты в соответствии с законами, понес то наказание, какое назначит большинство судей. 3. Не видя никакого лучшего решения, Сициний соглашается с этими словами и, выступив, сказал: «Смотрите, плебеи, на рвение патрициев в действиях, связанных с убийством и насилием, так что они все ваше множество ставят ниже одного своенравного человека, который оскорбляет всех граждан. Тем не менее все же не следует уподобляться им и бросаться очертя голову — ни начиная войну, ни защищаясь. Но поскольку некоторые выставляют в качестве благовидного предлога закон, с помощью которого они избавляют его от наказания — этот закон не разрешает никого из граждан казнить без суда — давайте уступим им это право, хотя сами не видим от них ни законного, ни справедливого обхождения, и покажем, что мы предпочитаем превосходить обижающих нас сограждан скорее благоразумием, чем насилием. 4. Итак, вы уходите и ожидайте надлежащего благоприятного момента, который вскоре наступит, а мы, подготовив самое необходимое, установим этому человеку срок для защиты и осуществим суд перед вами. Когда же вы по закону получите возможность голосовать, назначьте ему то наказание, какого, сочтете, он заслуживает. И хватит об этом. А о распродаже и распределении хлеба, чтобы это произошло самым справедливым образом, если они и сенат не проявят никакой заботы, мы возьмем попечение на себя». Сказав так, он распустил народное собрание.

XXXVII. После этого консулы, собрав сенат, стали спокойно обсуждать, каким образом можно прекратить данные беспорядки. И решили они, во-первых, оказать услугу плебеям, сделав для них продовольствие совсем дешевым и выгодным, затем — уговаривать их руководителей из уважения к сенату остановиться и не преследовать Марция, в противном случае откладывать суд как можно дольше, пока не утихнет гнев толпы. 2. Проголосовав за это, они внесли постановление о продовольствии на народное собрание и утвердили его при всеобщем одобрении. А было оно следующего содержания: чтобы цены на товары для повседневного пропитания были на уровне самых низких цен до междоусобного раздора. Но от плебейских трибунов, несмотря на многочисленные настойчивые просьбы, они не добились полного прощения Марция, хотя и получили отсрочку на то время, какое просили. Да и сами они устроили еще одну задержку, воспользовавшись следующим поводом. 3. Когда отправленные тираном из Сицилии послы, доставив народу хлебный дар, плыли обратно домой, анциаты, послав отряд пиратов, захватили их в то время, как они стояли на якоре недалеко от гаваней Анция, их имущество, как взятое у врагов, обратили в добычу, а самих, заперев, держали под стражей. 4. Узнав об