Он бросил взгляд на ее декольте, покраснел и сказал:

– Поверь, именно так ты и выглядишь.

Они вошли в ресторан и сели за столик.

– Я боялся, что ты не придешь, – сказал он.

– У меня остановились часы. Прости, что опоздала.

– Всего на двадцать минут. Я бы подождал и час.

Официант спросил, не желают ли они заказать напитки.

– Это одно из немногих мест в Лондоне, где можно выпить приличного мартини, – заметила Дейзи.

– Два мартини, пожалуйста, – сказал Чарли.

– Мне, пожалуйста, безо льда, с оливкой.

– Мне тоже.

Она изучала его и удивлялась произошедшим в нем переменам. Его прежняя неуклюжесть уменьшилась до обаятельной робости. Его все еще трудно было представить пилотом истребителя, сбивающим немецкие самолеты. Однако бомбежки Лондона прекратились полгода назад, и воздушные бои в небе над югом Англии больше не шли.

– А что за полеты вы совершаете? – спросила она.

– Обычно – дневные операции «серкус» на севере Франции.

– А что такое «операция «серкус»?

– Это налет бомбардировщиков в сопровождении значительного количества истребителей с главной целью – навязать вражеским самолетам бой с численно превосходящими силами.

– Ненавижу бомбардировщики, – сказала Дейзи. – Мне пришлось пережить налеты на Лондон.

Он удивился.

– Я думал, тебе бы хотелось, чтобы немцы сами испытали это на своей шкуре.

– Ничего подобного. – Дейзи много думала об этом. – Мне плакать хочется обо всех ни в чем не повинных женщинах и детях, сгоревших и искалеченных в Лондоне, – но ничуть не легче от мысли, что немецкие женщины и дети страдают точно так же.

– Никогда не смотрел на это с такой точки зрения.

Они заказали обед. Из-за мер военного времени они должны были ограничиться тремя блюдами, и не больше чем на пять шиллингов для каждого. Из-за режима экономии в меню были введены специальные блюда – такие, как «эрзац-утка» на основе свиной колбасы и вултонский пирог, вообще не содержащий мяса.

– Не могу выразить, – сказал Чарли, – как же приятно слышать настоящую американскую речь. Мне нравятся английские девушки, я даже с одной встречался, но так не хватает звука американских голосов.

– Мне тоже, – сказала она. – Теперь мой дом здесь, и я даже не думаю когда-нибудь вернуться, но я тебя прекрасно понимаю.

– Жаль, что мне не удалось встретиться с виконтом Эйбрауэнским.

– Он, как и ты, в авиации. Обучает летчиков. Иногда он приезжает домой, но в эти выходные его нет.

Дейзи снова спала с Малышом, когда он время от времени бывал дома. Поймав его с теми ужасными олдгейтскими женщинами, она поклялась, что никогда не ляжет с ним в постель, но он проявил настойчивость. Он сказал, что, когда воины возвращаются домой, им нужно утешение, и пообещал никогда больше не бывать у проституток. Она не особенно поверила его обещаниям, но все-таки уступила, хоть и вопреки своему желанию. «В конце концов, я же вышла за него замуж, чтобы быть с ним и в радости и в горе», – сказала она себе.

Однако, к несчастью, секс с ним больше не приносил ей никакого удовольствия. Она могла лечь в постель с Малышом, но снова его полюбить она не могла. Ей приходилось пользоваться кремом для увлажнения. Она пыталась снова вспомнить то чувство влюбленности, которое когда-то к нему испытывала – когда он был для нее вызывающим восхищение молодым аристократом, у ног которого лежал весь мир, жизнерадостным и умеющим получать удовольствие от жизни. Но теперь она поняла, что на самом деле восхищаться нечем. Это был эгоистичный и довольно ограниченный человек с титулом. Когда он ложился на нее, она могла думать лишь о том, что он может заразить ее какой-нибудь отвратительной болезнью.

– Я понимаю, – осторожно начал Чарли, – что тебе не особенно хочется говорить о семействе Рузрок…

– Ну да.

– Но ты слышала, что Джоан погибла?

– Нет! – Это Дейзи потрясло. – Как?

– В Перл-Харборе. Она была помолвлена с Вуди Дьюаром и поехала вместе с ним навестить его брата Чака, который там служит. Машину, в которой они ехали, обстрелял «зеро» – это японский истребитель, – и одна пуля попала в нее.

– Как жаль! Бедная Джоан. Бедный Вуди.

Им принесли еду и бутылку вина. Какое-то время они ели молча. Дейзи обнаружила, что «эрзац-утка» мало похожа на утку.

– Джоан оказалась в числе двух тысяч четырехсот людей, погибших в Перл-Харбор, – сказал Чарли. – Мы потеряли восемь линкоров и еще десять кораблей. Будь прокляты эти подлые япошки!

– Англичане в душе этому рады, ведь теперь Америка тоже находится в состоянии войны. Одному богу известно, почему Гитлер оказался таким дураком, что объявил Штатам войну. Но англичане считают, что теперь наконец-то есть шанс на победу – когда на их стороне русские и мы.

– Американцы после Перл-Харбор просто в ярости.

– Англичане не понимают почему.

– Японцы продолжали вести переговоры до последней минуты – долгое время после того, как приняли это решение. Это вероломно!

Дейзи сосредоточенно нахмурилась.

– Мне это кажется логичным. Если бы в последнюю минуту им удалось договориться, они бы отменили налет.

– Но ведь они не объявляли войну!

– А какая разница? Мы ждали, что они нападут на Филиппины. Перл-Харбор все равно был бы для нас неожиданностью, даже после объявления войны.

Чарли в замешательстве развел руками.

– Почему им вообще надо было на нас нападать?

– Мы украли их деньги.

– Заморозили их счета.

– Им это все равно. И мы отрезали их от нефти. Мы приперли их к стенке. Им грозила гибель. Что им оставалось делать?

– Надо было уступить и пойти на вывод войск из Китая.

– Да, надо было. Но если бы какая-либо страна так помыкала не Японией, а Америкой, и диктовала, что делать, – тебе бы хотелось, чтобы мы уступили?

– Может, и нет… – он широко улыбнулся. – Я сказал, что ты не изменилась. Беру свои слова назад.

– Почему?

– Ты никогда так не разговаривала. В те времена ты бы вообще не стала говорить о политике.

– Если не интересоваться ею, то в происходящем будет и твоя вина.

– Наверное, мы все усвоили этот урок.

Они заказали десерт.

– Чарли, что будет с нашим миром? – сказала Дейзи. – Вся Европа – в руках фашистов. Германия завоевала большую часть России. США – орел с перебитым крылом. Иногда я рада, что у меня нет детей.

– Не надо недооценивать США. Мы ранены, но не уничтожены. Сейчас Япония чувствует себя победителем, но придет день, когда японцы прольют горькие слезы сожаления о Перл-Харбор.