а последний оскорблялся таким неуважением к своему авторитету со стороны духовного сына и отвечал ему не только с обычной резкостью, но и с проклятиями. Например, Аввакум в одном послании пытается толковать о трисущной Троице (по выражению Цветной Триоди иоасафовского издания) и слишком резко разделять три Ее лица. При сем сидение вознесшегося на небо Христа одесную Отца стал представлять как бы отдельно от Второго лица Святой Троицы. Федор же учил веровать в единосущную Троицу и упрекал протопопа в том, что он Ее «четвертит» и сочиняет особый четвертый престол. Или: Аввакум стал учить, что Бог Слово воплотился не существом, а благодатью. Федор обличил его заблуждение и заметил при этом: «Аз бо и в никанианах не слыхал такового зломудрия отнюдь». Аввакум в своей полемике называл Федора «худой еретичешка Федька», «окаянный» и тому подобное. Их полемические тетрадки возбуждали движение в раскольничьем мире; причем его большинство решительно становилось на сторону протопопа и посылало упреки Федору. Из узников поп Лазарь также принимал участие в этих пустозерских спорах и также склонялся более на сторону Аввакума; а Епифаний безусловно подчинялся его авторитету. Мстительный протопоп не ограничился бранными словами и письмами; он натравил на своего противника сторожей – стрельцов с их сотником. Бедный Федор подвергся побоям; в окно его тюрьмы вставили железную решетку и пресекли ему выход из нее.

Эти внутренние распри среди расколоучителей были прекращены внешней силой. За Московским собором 1681 года последовали жестокие меры против раскольников. В ту же эпоху подверглись казни и пустозерские узники. Не имеем подробных известий об их трагической судьбе. Знаем только, что в конце царствования Федора II они были всенародно сожжены в срубе на Страстной неделе.

В числе деяний помянутого собора 1681 года замечательно еще постановление о нищих. Государь предложил отделить немощных и больных, для которых архиереи по городам устроили бы особые богадельни и больницы, а для ленивых учредить рабочие дома. Собор утвердил его предложение. В Москве потом указано было царем соорудить больницу на Гранатном дворе у Никитских ворот и богадельню в Знаменском монастыре; но тех нищих, которые намеренно себя уродуют для возбуждения сострадания, велено строго наказывать и осуждать на работы.

Об усердии Федора Алексеевича к православной церкви свидетельствуют и некоторые его указы относительно инородцев. Так, служилые татарские мурзы, испомещенные в восточных областях, до того зазнались, что стали принуждать к принятию мусульманства своих крестьян, обременяя их налогами и работами. В мае 1681 года царь указал отобрать у них поместья и вотчины, населенные православными крестьянами, а взамен им пообещал поместья, населенные темниковской и кадомской мордвой; но если они примут православие, то прежние поместья за ними оставить; а равно и языческой мордве велено объявить, что та, которая крестится, получит шестилетнюю льготу от всех податей. Меры эти, однако, мало воздействовали на упорных магометан. А потому в следующем, 1682 году в Курмышском уезде велено было объявить сроком 25 февраля некрещеных татарских мурз и вообще татарских помещиков: если к сему сроку они не примут крещения, то поместья и вотчины у них будут отобраны и отданы тем, которые успеют принять православие. В то же время инородцев Восточной Сибири, каковы буряты, тунгусы и мунгалы, правительство старалось привлечь к христианству раздачей новокрещеным государева жалованья по 3 рубля и по сукну, но, по-видимому, результаты этих мер были не очень значительны.

Во всех правительственных мероприятиях того времени, касавшихся Русской церкви, несомненно, деятельное участие принимал патриарх Иоаким, как мы сказали, по всем данным человек рачительный и твердого характера. Между прочим, он постановил, чтобы по делам о духовных завещаниях, когда в приказы призываются в качестве свидетелей духовные отцы завещателей, то их можно спрашивать только о предметах, относящихся к делу, но никак не о грехах, в которых каялся завещатель, то есть чтобы тайна исповеди не была нарушена (1680 г.). Строгий характер Иоакима сказался и в вопросе о мощах княгини Анны Кашинской, супруги Михаила Тверского, замученного в Золотой Орде. Эти мощи были открыты при Алексее Михайловиче. При Федоре Алексеевиче патриарх послал двух архиереев, чтобы их освидетельствовать. Рассмотрев соборное донесение посланных и рукописное житие Анны, Иоаким нашел, что сие последнее в некоторых чертах несогласно с летописями и что известие о нетлении не подтвердилось осмотром, а потому велел гроб запечатать, отменить молебны и все дело о сих мощах отложить до большого церковного собора.

Известный Паисий Лигарид по поводу церковных нестроений в России в одном своем сочинении выразился так: «Если бы меня спросили, какие столпы церкви и государства, я бы отвечал: во-первых, училища, во-вторых, училища и, в-третьих, училища». При Алексее Михайловиче мы видели некоторые попытки в этом смысле, но довольно слабые. От его преемника, такого образованного государя, как Федор Алексеевич, ученик знаменитого Симеона Полоцкого, Россия вправе была ожидать особых забот о просвещении. К сожалению, ранняя юность и кратковременность царствования помешали им обнаружиться в достаточной мере, но о них свидетельствуют одна среднеучебная школа и один широко задуманный план высшего училища. В 1679 году с Ближнего Востока приехал в Москву греческий иеромонах Тимофей и своими рассказами об утеснениях, которые в Святой земле терпели греки от католиков, возбудил царя и патриарха учредить греческое училище при Московской типографии и надзор за ним вверить тому же Тимофею. Но около того времени в голове молодого царя уже возникла мысль об основании в Москве высшей школы наподобие Киево-Могилянской академии. Такая мысль, без сомнения, возникла не без участия бывшего питомца сей академии, а теперь близкого к Федору Симеона Полоцкого. (Его Спасская школа для молодых подьячих закрылась еще при Алексее Михайловиче.) По-видимому, нерасположение патриарха Иоакима к Полоцкому, как представителю западного или латинского образования, замедляло осуществление задуманного учреждения. Симеон не дожил до него. Он скончался в 1680 году еще в полном развитии сил (на 51-м году жизни) и погребен в Заиконоспасском монастыре. Ученик его Сильвестр Медведев, по поручению государя, сочинил большую эпитафию, в которой прославил ученость, красноречие и кротость покойного; а царь велел золотыми буквами вырезать сию эпитафию на двух каменных досках и поместить их над гробом.

С кончиной Полоцкого не умерла мысль о высшей школе. В 1682 году появилась царская грамота, заключавшая проект будущей академии с представлением ей разных прав и привилегий. Она должна быть устроена в том же Заиконоспасском монастыре; на содержание ее кроме сего монастыря назначались еще несколько других, в том числе древний Данилов и сравнительно новый Андреевский, основанный Ртищевым. Учениками ее могли быть люди всякого сословия и возраста, и на время учения они подвергались