— Итак, вы в моей власти, — сказал он, когда мысели на жуткие скамьи, — и я могу сделать с вами все, что захочу. Но небойтесь: ваши занятия там в горах убедили меня в том, что я встретилродственные души, достойные моего гостеприимства. Пока готовится обед, янемного расскажу вам о себе.

Я — русский, родился в маленьком селении на берегу Волги.Моя фамилия — Минский. После смерти отца я унаследовал его несметные богатства,а Природа наделила меня необычайной силой и столь же необычайными вкусами. Яеще в молодости осознал, что рожден не для того, чтобы прозябать в глухой дыре,где появился на свет и где жили мои предки, и отправился путешествовать;увиденный мир показался мне слишком тесным для моих желаний, которые былибеспредельны и для которых нужна была вся вселенная; с самого детства я былраспутным и безбожным, необузданным и извращенным, кровожадным и жестоким,позже я побывал в самых разных, самых дальних странах, изучал местные обычаи,впитывал их и совершенствовал. Я начал с Китая, Монголии и моей роднойМосковии, которую у вас называют Тартарией; объездив всю Азию, я направился насевер, проехал Камчатку и добрался до Америки через знаменитый Берингов пролив.В этой обширной части света я побывал практически везде — ив обществеаристократов и политиков, и среди дикарей, взяв для себя за образецпреступления первых, пороки и жестокость — вторых. После этого я поплыл навосток и в вашу дряхлую Европу привез привычки, настолько для вас необычные,что меня приговорили к смерти на позорном столбе в Испании, к колесованию воФранции, к повешению в Англии, к четвертованию в Италии, но богатство — лучшаязащита от любого суда. Я был и в Африке, где окончательно убедился, что такназываемая распущенность — не что иное, как естественное состояние человека, аее различные конкретные формы — продукт окружающей среды, в которую поместилаего Природа. Африканцы — эти благородные и простодушные дети солнца — громкосмеялись надо мной, когда я пенял им за их варварское обращение с женщинами.«Что такое, по-вашему, женщина, — отвечали они, — как не домашнееживотное, которое дала нам Природа для двойной цели: удовлетворять нашипотребности и наши желания? По какому праву должна она рассчитывать на лучшееобращение, чем коровы и свиньи, живущие в загонах? Единственная разницазаключается в том, — говорили мне эти чувствительные люди, — что нашаскотина заслуживает хоть какого-то снисхождения по причине своей покорности,тогда как женщина заслуживает только суровости и грубости из-за своихврожденных качеств: лживости, зловредности и коварства. Да, мы совокупляемся сними, но что еще можно делать с женщиной после того, как она удовлетворила вашижелания, кроме как использовать ее в качестве рабочего скота, скажем, осла илимула, или забить ее на мясо для пищи?»

Короче говоря, в том краю я нашел человека в его изначальнопорочном виде с жестокими инстинктами и с приобретенной свирепостью, и именнотаким, находящимся в гармонии с Природой, я полюбил его и предпочел этисвойства простой грубости американцев, подлости европейцев или циничномуразврату жителей Востока. Я убивал людей, когда ходил на охоту вместе спервыми, пил вино и спал со вторыми, пролил много спермы вместе с третьими, а смоими добрыми африканскими друзьями ел человеческое мясо и пристрастился кнему; вы видите здесь остатки людей, которыми я питаюсь, и другого мяса я неем; надеюсь, вы оцените сегодняшний ужин, когда к столу подадутпятнадцатилетнего мальчика. Я вчера насладился им, поэтому ужин должен бытьотменный.

После десятилетних странствий по миру я вернулся в своюродную страну, где меня со слезами радости на глазах встретили мать и сестра. Явозненавидел Московию еще в то время, когда покинул ее, и дал себе слово, никогдабольше не возвращаться туда, а теперь решил, что настал удобный момент навестиокончательный порядок в своих делах. Я изнасиловал и убил их обеих в первый жедень: моя мать была все еще красивой женщиной с роскошным телом, а сестра, хотяона и не отличалась особой статью — рост ее был только сто семьдесят пятьсантиметров, — по праву считалась самым прелестным созданием в обеихчастях России.

Таким образом, имея годовой доход около двух миллионов, яприехал в Италию с намерением навсегда поселиться здесь. Я специально выбралэто необычное, дикое и безлюдное место, где мог насытить свое извращенноевоображение, а прихоти и фантазии мои не так уж безобидны, уважаемые гости, инадеюсь, у вас будет возможность убедиться в этом за несколько дней, которые выпроведете в моем доме. Нет ни одной страсти, как бы порочна она ни была,которая оставила бы меня равнодушным, нет ни одной мерзости, которая меня бы неволновала. Я не совершил больше злодейств только потому, что малопредставлялось удобных случаев, но мне не в чем упрекнуть себя, ибо яиспользовал все, выпавшие на мою долю, и я искал их всегда и везде. Если бы мнеповезло больше, я бы удвоил счет своих злодеяний и стал бы еще счастливее, ведьудовольствия от преступлений имеют такое свойство, что их не может быть слишкоммного. Если из моих слов вы заключили, что я — законченный злодей, вы неошиблись, и ваше пребывание у меня в гостях укрепит вас в этом мнении. Вы,наверное, думаете, что мой дом — большой, но здесь вы ошибаетесь, ибо оногромен: в нем содержатся две сотни мальчиков в возрасте от пяти до шестнадцатилет, которые постоянно переходят из моей спальни в кухню, и приблизительнотакое же количество юношей, в чьи обязанности входит содомировать меня. Ябесконечно люблю это занятие, в целом мире нет ничего сладостнее, чем ощущать,как внушительный инструмент скребется в вашей заднице в то время, когда вынаслаждаетесь другим предметом. Утехи, посреди которых я застал вас сегодня накраю вулкана, показывают, что вы разделяете мою страсть к подобному способупроливать сперму, вот почему я так откровенно беседую с вами, если бы делообстояло по-другому, я просто-напросто изрубил бы вас на куски.

У меня два гарема: первый состоит из двух сотен девушек отпяти до двадцати пяти лет; когда они погибают, не выдержав жестокого обращения,я употребляю их мясо в пищу. Еще больше женщин от двадцати до тридцати лет вовтором гареме, и вы увидите, как я с ними обращаюсь.

За этими предметами моего наслаждения надзирают пятьдесятслуг обоего пола, а для восполнения запасов у меня есть сто доверенных лиц вовсех больших городах мира. Следует отметить, что попасть в мое жилище можнолишь тем путем, которым мы с вами добирались, и никто бы не поверил, что здесьпроходят целые караваны, потому что все делается в строжайшей тайне. Неподумайте только, будто у меня есть хоть малейший повод для беспокойства,отнюдь: мы находимся на землях герцога тосканского, ему известны все моипроделки, но серебро, которому я не знаю счета, надежно охраняет меня отнескромных глаз и от нежелательного вмешательства.

Чтобы дополнить свой автопортрет, я хочу привести сведения,касающиеся моей персоны: мне сорок пять лет, и даже в этом возрасте я обладаютакими способностями к плотским утехам, что никогда не ложусь спать без того,чтобы не испытать десять оргазмов. Впрочем, это и неудивительно, потому что яупотребляю огромное количество человеческого мяса, которое увеличивает объем иплотность семени: тот, кто перейдет на эту диету, наверняка утроит своюсексуальную мощь, не говоря уже о здоровье и сохранении молодости. Я не станураспространяться о чудесных свойствах этой пищи, скажу только, что вам надопопробовать, и тогда ваш желудок больше не захочет принимать другой: никакоемясо — ни рыба, ни дичь, ни животные — не идет ни в какое сравнение счеловеческим. Главное — преодолеть первое отвращение, после чего кушайте наздоровье, ибо чело-вечина никогда не приедается. Коль скоро я надеюсь, что мыне раз будем кончать вместе с вами, считаю своим долгом заранее предупредитьвас о жутких, на первый взгляд, симптомах, которые сопровождают мой оргазм:происходят мощные выбросы семени, струя достигает потолка, очень часто бываетдаже не одна струя, а целых пятнадцать или двадцать, причем от многократногоповторения семя отнюдь не иссякает, и мое десятое извержение настолько жебурное и обильное, как и первое, к тому же я никогда не утомляюсь — ни днем, ниночью. А вот и орган, который творит все эти чудеса. — И Минский показалнам дубину невероятных размеров, увенчанную темно-красной головкой величиной скирасирский шлем. — Посмотрите на него: он никогда не бывает в другомсостоянии, даже когда я сплю или гуляю.