Первым делом Минский, когда мы подошли к постели,продемонстрировал нам свою эрекцию и с жуткой ухмылкой направил на нас свойгигантский смертоносный инструмент. Потом он попросил нас обнажить задницы и,ощупывая ягодицы Августины, пробормотал, что еще до наступления вечеразаберется в эту пещерку. Услышав эти слова, девушка содрогнулась от ужаса, а Минскийперешел к фаллосу Сбригани, помассировал его, пригласил моего супруга к себе впостель, и они пососали друг другу анус, получив от этого большое удовольствие;затем хозяин спросил, не желаем ли мы посмотреть, как он будет истязатьпривязанных к колоннам девушек. Я стала умолять его поскорее запустить свойадский механизм, он дернул за поводья, и на всех девушек, испустивших одинобщий стон, одновременно обрушились хитроумные орудия пытки: колющие,обжигающие, сдирающие кожу, щиплющие и прочие, и через две минуты весь альковбыл забрызган кровью.

— Когда мне захочется покончить с ними, — объяснилМинский, — что случается довольно часто — все зависит от состояния моихчресл, — мне достаточно дернуть за главный шнур. Я люблю засыпать смыслью, что в любой момент могу совершить сразу шестнадцать убийств.

— Послушайте, Минский, — сказала я, — у васдостаточно женщин, чтобы вы могли позволить себе такие прихоти, поэтому отимени своих друзей я прошу вас показать нам это зрелище.

— Согласен, — кивнул Минский, — но, какправило, я извергаюсь в это время, и у меня есть к вам предложение: жопка этоймаленькой сучки из вашей свиты не дает мне покоя, позвольте мне прочистить ее,и в тот момент, когда моя сперма зальет ее утробу, вы увидите мучительную смертьмоих девок.

— Но это будет уже семнадцать жертв! — разрыдаласьАвгустина и начала умолять нас не отдавать ее на растерзание чудовищу,повторяя, что не выдержит этой пытки.

— Я попробую сделать это осторожно, — сердитозаметил Минский.

И не тратя лишних слов, он велел слугам раздеть девушку, аее заставил принять соответствующую позу.

— Не бойся, — увещевал он ее, — я каждый деньсношаю совсем маленьких девочек, и некоторые выдерживают.

По виду русского мы поняли, что сопротивление только сильнееразъярит его, и постарались больше не выражать своих чувств.

— Это мой маленький каприз, — шепнул мнезлодей, — я не могу справиться с ним. Эта стерва всерьез волнует меня,черт ее побери с ее задницей! Убью я ее или только покалечу — какая разница: влюбом случае я подарю вам парочку других, самых свежих и обольстительных.

Пока он таким образом утешал меня, двое наложниц готовилиотверстие, смачивали слюной инструмент и вставляли его между ягодиц. Минскийимел большой опыт в таких делах и проделал ужасную операцию без видимых усилий:два сокрушительных толчка, и его таран вломился в самое чрево жертвы; всепроизошло настолько молниеносно, что мы даже не успели заметить, как дрожащаяот нетерпения масса плоти исчезла из виду; распутник испустил торжествующийстон, Августина лишилась чувств, и по ее бедрам медленно поползла густая кровь.Минский истаивал от блаженства и в то же время возбуждался все сильнее; егоокружили четыре девушки и четверо мальчиков — исполнительные, вышколенные рабыбез излишней суеты делали свое дело, подготавливая хозяина к кульминации;Августина, уже бездыханная, лежала под тушей своего палача, а тот, ругаясь начем свет стоит, подстегивал свою страсть и наконец взорвался как вулкан, и втот же миг рывком дернул за веревки.

Шестнадцать орудий смерти сработали одновременно, ишестнадцать привязанных к колоннам девушек вскрикнули в один голос и рассталисьс жизнью: одну в самое сердце поразил кинжал, другая получила пулю в висок,третьей перерезало горло — словом, каждая приняла свою смерть, не похожую насмерть несчастных своих подруг.

— Сдается мне, что ваша Августина была права, —холодно сказал Минский. — Предчувствия не обманули ее.

Он поднялся на ноги, и мы увидели тело бедной девушки: нанем зияли десять глубоких ран, нанесенных кинжалом. Я до сих пор не могупонять, каким образом проказник умудрился сделать это незаметно для нас.

— Да, я обожаю душить этих сучек, когда совокупляюсь сними, — равнодушным, даже каким-то меланхоличным тоном заявил жестокийраспутник. — Однако давайте обойдемся без слез: я обещал, что подарю вамдвух самых красивых рабынь, и сдержу свое слово… Я ничего не мог с собойподелать, друзья мои, некоторые задницы просто неотразимы. Дело в том, что втакие минуты смертные приговоры, помимо моего сознания, выносит моя страсть.

Служанки оттащили труп моей бедной Августины в серединукомнаты, где уже лежали шестнадцать мертвых девушек, а Минский, осмотрев трупы,пощупав их и даже попробовав на вкус некоторые ягодицы и груди, приказалотнести на кухню три тела, в том числе то, которое совсем недавно было нашейжизнерадостной спутницей.

— Разделайте их и приготовьте на обед, — бросил они, отвернувшись от окровавленных останков, пригласил нас пройти с ним в другуюкомнату для приватной беседы.

В этот момент я увидела встревоженные глаза Сбригани, и оншепотом сказал мне, что надо остеречься этого монстра и попросить его отпуститьнас как можно скорее, я кивнула, а сама подумала, что такая просьба, пожалуй,навлечет на нас еще большую опасность и что не следует торопить события.

Тем не менее, войдя вслед за Минским в комнату, я принялахолодно-отчужденный вид, в котором выразила все свое неодобрительное отношениек последнему злодейству хозяина, и он сразу понял, что за этим кроется моебеспокойство за свою судьбу.

— Проходите, проходите, — сказал монстр, усаживаяменя рядом с собой на кушетку. — Я удивляюсь вам, Жюльетта. Я считаю васумнее, гораздо умнее, и не думал, что вы способны горевать об этой девице илипредположить, хотя бы на минуту, будто законы гостеприимства действуют в домечеловека с такой черной душой.

— То, что вы сделали, — непоправимо.

— Почему же?

— Я любила ее.

— Я любила ее! Ха! Ха! Если вы настолько глупы, чтолюбите предмет, служащий вашей похоти, тогда мне нечего больше сказать,Жюльетта. Я не желаю тратить время на аргументы, чтобы убедить вас, ибо любыеаргументы бессильны перед человеческой глупостью.

— Я думаю вовсе не об Августине, — сказалая, — а о самой себе. Да, я боюсь и не скрываю этого. Вы ни перед чем неостановитесь. Какая у меня гарантия, что со мной не поступят точно так же, какс моей подругой?

— Ни в коем случае, — твердо заявилМинский. — Если бы мой член отвердел при мысли о том, чтобы убить вас, васне было бы в живых через четверть часа после ее смерти. Но я считаю вас такимже исчадием ада, каким являюсь я сам, и по причине родства наших душ япредпочитаю видеть вас своей сообщницей, а не жертвой. Так же точно отношусь як обоим вашим мужчинам: они показались мне славными малыми и больше годятся длятого, чтобы активно участвовать в моих удовольствиях, нежели быть их жертвами,короче говоря, это и есть ваша гарантия. Ну, а что Августина? Эй, это птичкадругого полета; я неплохой физиономист и сразу понял, что у нее скорее рабскиенаклонности, нежели преступная душа. Она исполняла ваши желания, делала все,что ей приказывали, но она была далека от того, чтобы делать то, чего хочетсама. Да, Жюльетта, во мне нет ничего святого: пощадить вас всех четверыхозначало бы то, что я уважаю законы гостеприимства. Сама мысль одобропорядочности ужасает меня, я должен был нарушить эти законы, совершить дляэтого хоть какой-то поступок. Теперь я удовлетворен, и вам нечего беспокоитьсяза себя.