Минский дал знак, и перед нами появилась первая жертва.

Плотские труды распутника облегчало одно хитроеприспособление, это было нечто вроде высокого железного стула с неуклюжевывернутыми ножками; на него укладывали жертву лицом вверх или вниз взависимости от того, какое отверстие облюбовал хозяин; к четырем ножкам стулакрепко привязывали четыре конечности жертвы, таким образом, в распоряжениижреца оказывалась широко раскрытая вагина, если девочка лежала на спине, или раздвинутыеягодицы с зияющим отверстием, если она лежала на животе. Вы не представляетесебе, как прелестна была маленькая девчушка, которую готовился уничтожитьжестокий варвар, и как забавляло меня явное несоответствие между размерамиохотника и его добычей.

— Раздевайтесь, — обратился к нам Минский,поднимаясь из-за стола в сильном возбуждении, — сбрасывайте с себя всетряпье! Вот вы двое, — он указал на Зефира и Сбригани, — вы будетесодомировать меня, а вы, — повернулся он к нам с Августиной, —подставите свои жопки поближе ко мне, чтобы я мог целовать их.

Мы приняли требуемые позы; ребенка уложили на стул ипривязали для начала лицом вверх. Я нисколько не преувеличиваю, утверждая, чточлен, который должен был разорвать ее внутренности, был толще, чем ее талия.Минский длинно и цветисто выругался, заржал как жеребец и уткнулся носом вмаленькое отверстие, после этого я с нескрываемым удовольствием взяла в рукиего монументальный орган и направила его в нужное место; от меня не требовалосьникаких ухищрений — я надеялась только на Природу, и эта великая шлюха сготовностью пришла нам на помощь, как она делает всякий раз, когда делокасается жестокости, которая забавляет и радует ее и отвечает ее намерениям.Раздался противный хруст костей, и инструмент вошел в детское тело. Хлынулакровь, и девочка, дернувшись в последний раз, затихла.

— Вот так, — удовлетворенно пробормотал Минский,тяжело дыша. — Получилось то, что надо.

Ах, мои друзья! До сих пор у меня в глазах стоит этавозбуждающая картина — последний эпизод злодейства. Минского по очередисодомировали двое мужчин, а он целовал, кусал и облизывал то ягодицы Августины,то мои; скоро пронзительный вопль возвестил о его экстазе, и он разразилсяградом богохульных проклятий… Ах, негодяй! Ах, мерзавец! Во время оргазма онзадушил полумертвую уже девочку, и она перестала дышать.

— Ничего, ничего, — сказал он, оглядываянеподвижное тельце, — зато теперь не надо привязывать ее: она будет лежатьспокойно.

И перевернув ее, мертвую, лицом вниз, он яростно вторгся вмаленькую попку, задушив мимоходом попавшуюся под руку девушку, котораяприслуживала нам за столом.

— Это поразительно! — удивилась я, когда ониспытал второй оргазм. — Выходит, вы не можете испытать удовольствие безтого, чтобы не лишить кого-нибудь жизни?

— Иногда за оргазм приходится платить несколькимижизнями, — ответил монстр. — Если у меня не окажется под рукойжертвы, я лучше перестану сношаться. Дело в том, что именно предсмертныесудороги открывают путь моему семени, и если я никого не убью в моментизвержения, не знаю, смогу ли я вообще кончить.

Впрочем, довольно об этом. Я хочу пригласить вас в соседнююкомнату, — продолжал Минский, — где нас ждет мороженое, кофе иликер. — Потом, повернувшись к моим мужчинам, добавил: — Благодарю вас,друзья, вы славно поработали. Кстати, как вы нашли' мои анус, наверное, онпоказался вам слишком просторным? Согласен, но зато там, внутри, очень приятно,не правда ли? Можете не отвечать: я почувствовал это по тому, как яростнобрызнула ваша сперма. Что же до вас, милые дамы, ваши жопки окончательноочаровали меня, и в знак благодарности я на два дня предоставляю в вашераспоряжение мои серали; наслаждайтесь досыта, милые мои, вы найдете там редкиевозможности для утех плоти.

— Большего нам не надо, любезный хозяин, — сказалая великану. — Бесстыдство должно увенчаться сладострастными наслаждениями,а награду в распутстве следует заслужить на ниве похоти.

Мы вошли в другую комнату и остановились на пороге,зашевелив носами и сразу сообразив, какое мороженое приготовил нам Минский: вкаждом из пяти фарфоровых бокалов лежали красиво оформленные, свежие на вид,человеческие экскременты.

— Я всегда закусываю этим после обеда, — заметилмонстр, — ничто так не полезно для пищеварения. Этот продукт вышел излучших задниц моего гарема, и вы можете кушать его без опаски.

— Сударь, — начала я, — вкус к подобнымделикатесам приходит не сразу; возможно, будь мы в пылу страсти… но в данныймомент мы не подготовлены…

— Как хотите, — коротко и, как мне показалось,сухо ответил Минский, взял бокал и опрокинул его содержимое себе в рот. —О вкусах не спорят. Тогда приступайте сразу к ликерам, а я вот могу пить ихтолько после мороженого.

Мрачное убранство комнаты, в которой мы находились,дополнялось соответствующим освещением: свет пробивался через пустые глазницы иощерившиеся рты черепов, в которых горели вставленные внутрь свечи. Заметив моезамешательство, злодей, держа в руке свой вздыбленный член и помахивая им,сделал движение, будто собираясь приблизиться ко мне; я с достоинствомвстретила его вызов и отрицательно покачала головой, и он, усмехнувшись,успокоился. Тем временем несколько мальчиков подали нам кофе, и я попросилахозяина совершить с одним из них содомию; мальчику было лет двенадцать, и черезминуту он рухнул замертво, пронзенный гигантским копьем Минского.

По нашему утомленному виду хозяин понял, что мы держимся изпоследних сил, и приказал отвести нас в комнату, обставленную с изысканнойроскошью, где в четырех альковах с зеркальными стенами стояли приготовленные длянас кровати. Здесь же были четыре девушки, чьи обязанности заключались в том,чтобы отгонять мух и поддерживать огонь в чаше, где курился фимиам.

Проснулись мы поздно. Наши служанки сразу провели нас вванную комнату, и с их ненавязчивой помощью мы совершили омовение, после чегоперешли в расположенную по соседству туалетную комнату, где нам предоставиливозможность испражниться необычным, но очень приятным и не лишеннымсладострастия способом: прежде всего девушки окунули пальцы в теплую,настоенную на лепестках роз воду, затем вставили их в наши анусы и начали нежнодоставать и извлекать оттуда скопившуюся массу, все это они проделывалинастолько умело и осторожно, что вместо неприятных ощущений процедурадоставляла изысканное, щекочущее удовольствие; когда сосуд опустел, онитщательно вычистили отверстие языком и снова проделали это с великим искусствоми усердием.

Когда часы пробили одиннадцать, появился лакей иторжественно сообщил, что хозяин, оказывая нам большую честь, примет нас впостели. Мы вошли в его спальню — просторный будуар с написанными на стенахфресками, на них были изображены десять сладострастных групп, которые, пожалуй,являлись непревзойденными шедеврами самой мерзкой похоти. В дальнем концекомнаты мы увидели широкую полукруглую апсиду[123], увешаннуюзеркалами, в которой стояли шестнадцать колонн из черного мрамора; к каждой изних, спиной к двери, была привязана девушка, и посредством двух веревок,которые были пропущены через изголовье хозяйской кровати наподобие тех, чтоиспользуют звонари на колокольне, наш злодей мог подвергать несчастных рабыньвсевозможным мучениям, и пытка длилась до тех пор, пока он не отпускал веревку.Кроме девушек в апсиде, в спальне находились шестеро других и дюжина мальчиков— ночные слуги, которые обычно дежурили в прихожей на тот случай, если ихразвратному господину потребуются какие-нибудь услуги.