Слезы застлали ей глаза. Все сдвинулось перед ней, поплыло по кругу: солдаты, люди, дома... Она едва не упала. Прислонилась к сыну и удержалась. Ей показалось, что с тех пор, как их сюда привели, минула целая вечность, и она успела состариться — ничего не видит, ноги не держат, и потому настала пора умирать. На похороны пришли сельчане: Юдины, Толмачевы, Емелька Косов, староста их — Маркел Сбежнев... И вовсе незнакомые. Вон их сколько. Спасибо, не отказались по-христиански проводить ее в последний путь...

А люди молчали. Вздыхали женщины. Угрюмо смотрели мужики. Вместе со всеми в толпе стояли Семен Акольцев и Анатолий Полянский — бледные, взволнованные. Не выдал их Алексей. На смерть идет. А они ничем не смогли помочь ему и его семье. Попытка связаться с ним ни к чему не привела. Теперь они ждали конца, как и другие, согнанные сюда, к месту казни.

Наконец приехал Фальге. Едва коляска остановилась, Семен кинул быстрый взгляд по сторонам, потянулся в карман за револьвером.

— Ты что, сдурел? — ужаснулся Анатолий, поняв его намерение.

— Пристрелю гада, — глухо обронил Семен, не спуская с коменданта ненавидящего взгляда.

Анатолий сгреб товарища в охапку, не давая возможности шевельнуть рукой, сердито шепнул на ухо:

— Идиот. Автоматами же покосят всех.

— И-и, дурачиться удумали, — услышали они позади себя. Кондрат Юдин осуждающе качал головой. — Ни стыда, ни совести. Люди гинут, а им — играшки, лоботрясы вы анафемские.

На него зашикали, и он отодвинулся туда, где стоял, к Лаврентию Толмачеву.

Фальге не стал распространяться. Таблички с единственным словом «партизан» достаточно красноречивы. Он всегда был сторонником радикальных мер. Пусть знают: тем, кто противится новому порядку, не будет никакой пощады — ни виновникам, ни их родственникам до десятого колена. Как это Дыкин говорил: «кодло». Все кодло под корень.

Он махнул перчаткой. Гитлеровцы накинулись на ребенка. Мальчик в испуге заплакал.

— Дитину! Дитину пожалійте! — в отчаянии воскликнула мать. Униженно, боясь, что не успеет уговорить палачей, торопливо и сбивчиво просила: — Згляньтесь. У вас же є діточки. Воно ж безвинне. О боже мій! Синочку любий... — А в следующее мгновение страшный, душераздирающий крик матери, видящей гибель своего ребенка, взвился в холодном небе. — Звірі! Ка-тн-и!!! Будьте прок... — и оборвался смертным хрипом.

Тяжкий вздох, словно порыв ветра, пронесся над толпой.

Фальге удовлетворенно осклабился. Вот она, его психологическая акция в действии. Любую горячую голову остудит. О, страх смерти — непревзойденное средство держать в повиновении этот сброд. Только так, только жестокостью можно подавить их, согнуть, вселить почтение к новой власти. Сильный диктует свои условия, слабый — подчиняется. Когда нужно делать выбор между жизнью и смертью, предпочитают первое, чего бы это ни стоило. Такова природа всего живущего на земле. И он сейчас лишний раз убедится в своей правоте.

Заранее торжествуя, Фальге подошел к Матющенко и невольно отшатнулся. Будто в грудь его толкнул яростно ненавидящий взгляд налившихся кровью глаз. Фальге испуганно попятился, чувствуя, что не может от него оторваться, избавиться, что он будет являться ему по ночам, преследовать, как кошмар.

— Що, погань, зв’язаного більшовика злякався?! — загремел Матющенко.

Фальге судорожно ощупывал кобуру, отыскивая застежку.

— Дивіться, люди добрі! — продолжал Матющенко. — Отаке гівно моститься на шию нам сісти, країну заполонити. Та чи бачив хто на вербі груші?!

Фальге выстрелил в упор. Алексей качнулся вперед, назад, снова вперед, уже падая. Петля затянулась, когда прогремел второй выстрел. Глухим, угрожающим эхом отозвался он в толпе.

13

Когда во время казни Алексея Матющенко и его семьи Кондрат отчитывал Семена и Анатолия, еще один человек обратил внимание на то, что произошло между парнями. Дмитрий Саввич, не в пример Кондрату, уловил истинное намерение того, кто поспешно сунул руку в карман, и понял мгновенную реакцию Анатолия, которого очень хорошо знал. Он незаметно приблизился к ним, будто невзначай оказался рядом, тихо проговорил:

— Выдержка, ребята, выдержка...

Семен опасливо на него покосился. Вообще-то он знал, что это главврач районной больницы Дубров. Но близко с ним не был знаком, за медицинской помощью не обращался. А потом и вовсе переехал на по селок. Потому и было его первой мыслью: не провокация ли это?

Анатолий же кивнул Дмитрию Саввичу как старому знакомому. Он не раз привозил в больницу Громова, когда там лежала его жена, знал, какие хорошие отношения были у Артема Ивановича с доктором.

А Дмитрий Саввич интуитивно почувствовал, что эти ребята каким-то образом были связаны с Алексеем Матющенко, и потянулся к ним. Он оказался в затруднительном положении. О какой-либо попытке перейти к своим нечего было и думать. Пока поставил на ноги Фросю, фронт стремительно передвинулся на восток. Перед Дмитрием Саввичем возник вопрос: что же делать? Он, конечно, остался на своем посту. Люди болеют, и им необходима помощь. Правда, одно время поговаривали, будто в здании разместится военный госпиталь. Однако этого не случилось. Больница перешла в ведение управы и обслуживала население. Сама по себе работа удовлетворяла Дмитрия Саввича, хотя и не хватало врачей, среднего персонала. Плохо было с медикаментами. Больше приходилось прибегать к средствам народной медицины.

Служебные хлопоты до некоторой степени скрашивали его жизнь. Он видел, знал, что нужен людям. И уже одно это оправдывало его пребывание здесь. Но Дмитрий Саввич не мог смириться с тем, что его родную землю топчет враг. Вывод сам напрашивался — надо бороться. Но как? С чего начинать? И где искать тех, кто несомненно оставлен в тылу со специальным заданием?

Ему пришла мысль собрать детекторный приемник. Радиотехника была его юношеской страстью. И позже, уже будучи врачом, он время от времени отдавался своему увлечению. Где-то сохранились и схемы, и детали. Дмитрий Саввич принялся за осуществление задуманного. Он прекрасно понимал, с каким риском это сопряжено. И все же не мог поступить иначе. Нужна была достоверная информация, сводки боевых действий, чтобы разоблачать лживые утверждения гитлеровской пропаганды, чтобы рассказывать людям правду. Тогда они поймут, что не все потеряно, что надо сообща бить врага.

И вот в сутолоке базарной площади, куда согнали смотреть на казнь почти всех жителей Алеевки и Крутого Яра, Дмитрий Саввич, кажется, нашел тех, кого искал. Там, где Кондрат Юдин увидел баловство, он разглядел совершенно иное. Возле виселицы выстроился почти весь комендантский взвод. Неосмотрительный выстрел несомненно повлек бы за собой ответный шквал автоматного огня, направленного в толпу. Дмитрий Саввич лишь на