Таблица 41.

Рост мирового производства, 1948–1968 (в %){945}

Эта несоразмерность отчасти объясняется резким ростом производства и торговли между развитыми индустриальными странами (особенно членами ЕЭС); однако их повышенный спрос на сырье, а также начало индустриализации во многих странах «третьего мира» приводили к тому, что экономики большинства из них в эти десятилетия также росли быстрее, чем когда-либо ранее в XX веке{946}. Несмотря на урон, который западный империализм нанес многим обществам в других частях света, их экспорт и общий экономический рост все-таки выиграли больше всего именно тогда, когда промышленно развитые страны переживали период экспансии. Экономически отсталые страны, как утверждает профессор Джеймс Форман-Пек, энергично росли в XIX веке, когда «открытые» экономики типа британской активно расширялись, и сильнее всего пострадали, когда индустриальный мир в 1930-е годы впал в депрессию. В течение 1950–1960-х годов они вновь стали испытывать быстрые темпы роста, потому что развитые страны переживали бум, спрос на сырье повышался и индустриализации подвергались все новые и новые регионы{947}. После самого низкого уровня в 1953 году (6,5%) доля стран «третьего мира» в промышленном производстве, как показывает Байрох, неуклонно возрастала: сначала до 8,5% (1963), затем до 9,9% (1973) и, наконец, до 12,0% (1980){948}. По оценкам ЦРУ, доля экономически отсталых стран в валовом мировом продукте тоже выросла от 11,1% в 1960-м до 12,3% в 1970-м и 14,8% в 1980 году{949}.

Однако, учитывая численность населения в странах третьего мира, можно утверждать, что их доля в мировом производстве все равно оставалась непропорционально низкой, а бедность — ужасающе явной. Средний ВНП на душу населения в индустриальных странах равнялся $10 660 в 1980 году, но в странах со средним уровнем доходов, таких как Бразилия, он составлял только $1580, а в беднейших странах «третьего мира», например в Заире, — жалкие $250 на душу населения{950}. Дело в том, что, хотя их вклад в мировое производство увеличивался в целом, эта прибавка неравномерно распределялась между экономически отсталыми странами. Различия в уровнях доходов тропических стран были значительными даже после ухода колониалистов (а во многих случаях такими же, как до эпохи империализма). Они усугублялись неравномерностью спроса на продукцию в разных странах, а также зависели от объема иностранной помощи, превратностей климата, политики, экологической ситуации и неподконтрольных им экономических сил. Засуха могла разрушить хозяйство страны на долгие годы. Гражданские войны, деятельность партизан или насильственное переселение крестьян приводили к спаду сельскохозяйственного производства и торговли. Падение цен, скажем, на арахис или олово могло почти совсем остановить монотоварную экономику. Увеличение стоимости кредитов или скачки курса доллара США способны были нанести сокрушительный удар. Нарастающая как снежный ком численность населения, вызванная успехами западной медицины в лечении болезней, приводила к дефициту продовольствия и грозила свести на нет прирост общего национального дохода. С другой стороны, существовали страны, где произошла «зеленая революция» и сельское хозяйство сильно выиграло от внедрения новых технологий и сортов растений. Или же огромные доходы тех государств, которым в 1970-е годы повезло добывать нефть, превращали их в отдельную экономическую категорию, хотя даже так называемым слаборазвитым странам — экспортерам нефти пришлось нелегко, когда в начале 1980-х нефть резко подешевела. И наконец, еще одним значительным фактором было появление среди стран «третьего мира» «торговых стран», как их назвал Ричард Роузкранс, — Южной Кореи, Тайваня, Сингапура и Малайзии, шедших по стопам Японии, Западной Германии и Швейцарии, развивавших предпринимательство и стремившихся поставлять промышленные товары на мировой рынок{951}.

Это неравенство между менее развитыми государствами подводит нас ко второму важному свойству произошедших за последние несколько десятилетий макроэкономических перемен, а именно к дифференцированному росту различных стран мира, причем характерному не только для малых, но также и для крупных индустриальных стран. Поскольку эта тенденция (если ее рассматривать в историческом контексте предыдущих веков) в конечном итоге всегда наиболее сильно влияла на равновесие сил в мире, имеет смысл более детально рассмотреть то, как она сказывалась на развитии ведущих держав в эти десятилетия.

Нет сомнений, что экономическая трансформация Японии после 1945 года была в тот период самым впечатляющим примером планомерной модернизации и могла служить моделью для прочих азиатских «торговых стран». На этом фоне остальные «развитые» страны, если говорить о коммерческой и технологической конкуренции, выглядели довольно бледно. Справедливости ради необходимо заметить, что Япония уже отличилась примерно веком ранее, когда первой из азиатских стран начала копировать Запад в плане экономики, а также (к несчастью для себя) армии и имперских амбиций. Несмотря на губительные последствия войны 1937–1945 годов и изоляцию от традиционных рынков и поставщиков, Япония обладала промышленной инфраструктурой, которую можно было восстановить, а также талантливым, высокообразованным и социально сплоченным населением, чью готовность добиваться лучшей жизни следовало теперь направить в мирное коммерческое русло. Сразу после Второй мировой войны Япония представляла собой истощенную оккупированную территорию, зависимую от американской помощи. В 1950 году ситуация в корне изменилась, причем во многом из-за больших военных расходов США на войну в Корее, которая оказалась стимулом для ориентированных на экспорт японских компаний. Так, «Тойота» находилась на грани банкротства, когда получила спасительный заказ министерства обороны США на поставку автомобилей, и со многими другими японскими предприятиями произошло нечто подобное{952}.