буря страшная. Ревут и бушуют волны, сверкают огненными росчерками в тучах молнии, смешиваются воедино взбесившаяся вода и небо – и десятками идут ко дну корабли…

Оказавшись впервые в гостях у северного морского владыки, Садко этого не знал, да и не мог знать, но теперь новеградец лучше умер бы, чем снова дотронулся по царскому приказу до гуслей. А коли запляшут на пиру в южных морях все подводные государи разом, шторм такой грянет, коего белый свет еще не видывал! Сколько судов потонет, сколько пристаней смоет, сколько людей погибнет… Нельзя подобного допустить!

Выслушав его рассказ, Аля чуть заметно кивнула и вновь помощь посулила. Капитан лишь невесело улыбнулся в ответ, а про себя подумал: алконост – дивоптица морская, в подводных чертогах ей вряд ли что грозить будет, да только разве под силу такой крохе тягаться с подводным царем? Но хоть выговорился, на сердце легче стало, и потихоньку к Садко вернулась его прежняя упрямая лихость. Кручиной моря не переедешь, так что засучим-ка рукава да ввяжемся в драку, а разберемся потом!

Утром того самого дня, когда поход, если верить указаниям волшебной карты, должен был подойти к концу, из-за окоема показалась россыпь мелких островков. Поросшие буйной зеленью и высокими пальмами, они напоминали пригоршню изумрудов, небрежно разбросанных на синей скатерти. А войдя в пролив меж двумя такими островками, мореходы увидели, что их цепочка замкнута в широкое кольцо. Темно-сапфировая, искрящаяся на солнце вода внутри лагуны была на диво спокойной, как в тихом озере, легкий ветерок ее почти не морщил, зато в самой середине волны яростно пенились и вскипали белыми бурунами. Там ведьминым котлом клокотал огромный водоворот, а вокруг него, в полосе гладкой, будто зеркало, воды, скованной волшебным штилем, неподвижно застыло еще одно кольцо – из кораблей.

Их было, навскидку, больше двух десятков – парусников и галер с самых разных концов Белосветья, теснившихся здесь почти как у пристани в Ольше. Садко, приложив ладонь к глазам, удивленно нахмурился: неужто вокруг водоворота так мелко, что якоря достают до дна? Но тут же понял: корабли стоят вовсе не на якорях. «Соколик», словно повинуясь чьему-то безмолвному приказу, сам развернулся левым бортом, огибая застывший перед ним строй судов, выбрал в этой толчее свободное местечко, осторожно туда протиснулся – и замер, а парус-самодув на его мачте разом обвис.

– Шишига меня утопи! – пробормотал Полуд, разглядывая соседей по этой странной стоянке. – Кого тут только нет!

Собрались в лагуне сплошь иноземцы – ни одной русской ладьи. Слева покачивался на воде северный дреки на шестнадцать скамей, с резной драконьей головой на штевне и красными щитами вдоль бортов. Хлопотавшие на его палубе светловолосые крепкие парни тут же побросали свои дела и с любопытством уставились на «Сокол». Один даже крикнул что-то мореходам-русичам, приветственно махнув рукой. А с правого борта в соседях оказалась какая-то совсем неведомая и непонятная плавучая диковина.

– Никак плот? – изумленно пробасил Милослав. – Ну и отчаянные же ребята – на такой хреновине в открытое море пуститься!

Это и правда был большущий плот, связанный из девяти толстых бревен: самое громадное, длиной в десяток саженей, – посередке, остальные покороче. Нос «хреновины» выдавался вперед тупым углом, палубу покрывал бамбуковый настил, ближе к корме, оснащенной длинным рулевым веслом, – низенькая хижина, тоже из бамбука. Перед хижиной – двуногая мачта с красным приспущенным прямоугольным парусом. Ветерок, гулявший над лагуной, лениво его пузырил, и было видно, что изображено на парусе ястребиное, сухощавое мужское лицо с острыми чертами и сросшимися бровями. Диковинно выглядели и моряки, выбравшиеся из хижины поглазеть на «Соколика». Все – меднокожие, с черными волосами ниже плеч, в пестрых набедренных повязках и головных уборах из перьев.

– Это их всех… тоже на пир позвали? – сумрачно уронил Полуд.

– Выходит, так, – отозвался Садко. – А мы, видать, одними из самых последних заявились. Остальные гости наверняка уже, где надо… Ну, на дне…

Новеградец кивнул в сторону водоворота. Именно там, где он был обозначен на «живой» карте светящимся голубым пятном, и обрывалась алая черта, день за днем отмечавшая курс «Соколика».

– Ты прямо сейчас туда собрался? – поймал Милослав взгляд капитана.

– А чего тянуть? – усмехнулся тот. – Всё готово. Небось хозяева уже заждались – и двери мне честь честью отворят, и в горницы проводят!

– Утешил… – сердито хмыкнул кормчий.

Еще во время плаванья он, мастер на все руки, сколотил для друга из прихваченных в Ольше сосновых досок легкий верткий плотик. Совсем небольшой – только-только одному человеку поместиться, выпрямившись в полный рост и широко расставив ноги. Не Белобог весть что, но всё лучше хлипкой кипарисовой досочки, на которой Садко пустился когда-то в штормовое море – и угодил в первый раз к морскому царю в гости.

Плотик Милослав с Полудом спустили на воду на канатах, а Мель закрепил на борту «Сокола» веревочную лестницу.

– Может, не стоит тебе всё же в одиночку туда? – кормчий положил руку на плечо капитану и пристально вгляделся в его лицо, будто искал там… сомнения? страх?

– Давай моё с тобой поплывет? – подал голос ихтифай. – Брать гарпун – и твоё охранять!

– Сказал же, друзья, не стану я ваши головы под удар ставить, – отрезал новеградец, набрасывая на плечи праздничный кафтан, который берег для таких вот важных случаев. Правда, праздником сейчас даже не пахло… – Ждите нас с Алей – и кулаки покрепче за нас обоих держите.

– Гусли все-таки оставляешь? – негромко спросил Полуд. – Уверен?

– Уверен, – Садко поправил высокий ворот кафтана и переглянулся с чудо-птицей, сидевшей на резном зубце кормовой надстройки. – Пусть что хочет царь-государь морской, то со мной и делает, но больше я перед ним играть не стану!

– Не бойся и не унывай! – алконост-птица качнула золотой короной из перьев, расправила крылья, а ее голос прозвучал в голове у капитана тепло и ободряюще. – Я все улажу, как и обещала.

Садко снова чуть усмехнулся. Новеградец по-прежнему не понимал, почему Аля настояла, чтобы он ее с собой взял, и чем дивоптица может там, на морском дне, пособить.

По сброшенной с борта веревочной лесенке-трапу капитан спустился ловко и быстро. Спрыгнул на плотик, качнувшийся и заплясавший на воде, утвердился на шатких досках, махнул рукой – и Аля слетела сверху ему на плечо.

– Удачи! – крикнул перегнувшийся через борт Милослав.

– К худу морскому! – отозвался капитан.

Двое русичей и зеленокожий рыболюд не сводили глаз с подхваченного волнами плотика. Еще мгновение назад густая сапфировая вода вокруг него была почти неподвижной, а теперь он вовсю танцевал-кружился на вскипевших в одночасье у