с мощной нижней челюстью, а над огромными передними плавниками скрючилась пара когтистых лап! Вот же пугало какое! И поди пойми, зачем рыбе лапы? Задние плавники – поменьше и смахивают скорее на ласты, шкура – серо-стального оттенка, хвост – узкий, с гребнем на конце… Таких тварей Садко раньше не встречал и потому опешил от неожиданности, растерянно глядя, как здоровенная туша, ловко изгибаясь, стремительно несется прямо к нему.

Чудище круто повернуло перед прозрачной стеной, и новеградец увидел, что оно не одно. Был еще и наездник… Ну, как наездник. Верхом он не сидел. Держался рукой за свободный ошейник на горле зубастой твари, а сам плыл рядом, едва шевеля длинным и гибким рыбьим хвостом. Торс у незнакомца был человечьим, да и весь облик от пояса и выше казался бы людским, если б не жабры на толстой шее.

Таких рыбохвостов Садко уже видал, а потому не удивился и даже почувствовал при виде подводного жителя некоторое облегчение: знакомое не пугает. Один из морян – морского народа. Зеленовато-лазурная кожа отличалась от серо-бурой северных морян, но в целом морские племена были очень схожи. Этот диволюд, судя по всему, был воином. Блестящий грудной доспех искусной выделки из неведомого нержавеющего металла, из него же – массивное копье-гарпун в руке, а на голове обруч-налобник, закрывающий щитками еще и щеки. Слуги такого не носят, значит, охрана тут все-таки есть, только сторожит она дворец не изнутри, а снаружи, за оградой, но от кого? Неужто волшебной защиты царским чертогам недостаточно?..

Засмотревшийся Садко даже не успел толком додумать эту мысль, когда ощутил сзади прикосновение чьей-то тяжелой руки. Вздрогнул, оборачиваясь, и увидел, что ошибся. Стража имелась и в царских покоях.

Будь подводные ратники людьми, врасплох бы им новеградца не застать, Садко вовремя услыхал бы за спиной шаги по каменному мозаичному полу, но двое воинов не подошли, а подплыли, беззвучно работая чешуйчатыми хвостами. Были они по-своему красивы и величавы, а снаряжение их внушало уважение. Узорчатые серебристые доспехи, украшенные изображениями рыб, волн и морских звезд, на мускулистых руках – латные перчатки до локтей, у поясов – мечи в ножнах, обтянутых акульей кожей. Суровые зеленовато-голубые лица с чеканными чертами, узкими губами и выдающимися вперед твердыми подбородками бесстрастием напоминали рыб. Носы без переносиц, уши острые, как у Меля. Прищуренные глаза цвета морской воды смотрели равнодушно и холодно. Длинные изумрудные волосы, отброшенные за спину, колыхались, как копны водорослей, а от линии волос над серединой лба и у висков отходили по три гибких, пятнистых кожистых отростка, похожих на осьминожьи щупальца. Они тянулись через всю голову к затылку, почти теряясь в густых шевелюрах, и спускались на плечи – выглядело это не то как охватывающий голову диковинный шлем, не то как причудливое украшение.

Было совершенно непонятно, как воины-моряне плавали и дышали жабрами внутри окружающего дворец пузыря-купола. Видно, так же, как сам Садко умудрялся здесь без помех дышать легкими, а Аля – летать. Хитрая волшба морская – вот и всё объяснение, умом человечьим ее не объять, остается принимать все чудеса как должное… Новеградец и не удивлялся – во дворце северного морского царя всё было устроено похоже.

Один из стражников, в доспехе побогаче и со шрамом на щеке, жестом указал Садко: мол, следуй за нами, гость. В быстром взгляде, смерившем человека с ног до головы, не сквозило ни радушия, ни любопытства, и капитан «Сокола» молча подчинился, задавать этим ребятам вопросы было бесполезно.

Вели Садко запутанными узкими переходами, светелками и лестницами. Всюду – богатство и красота несказанная, стены и потолки выложены мозаикой из пестрых раковин, жемчуга и черепашьей кости, в боковых нишах ветвятся вездесущие кораллы и извиваются, поблескивая разноцветными огоньками, пышные морские лилии на длинных мясистых стеблях. Откуда-то струился свет – зеленоватый, рассеянный. Скоро новеградец совсем перестал запоминать дорогу, надеясь лишь на то, что Аля сумеет разыскать его и в этом лабиринте.

И по-прежнему нигде никого, разве что порой стайка мелких пестрых рыбешек промелькнет… но где-то рядом кипела жизнь. Из боковых проходов то и дело долетал отдаленный шум, гул голосов, смех, а иногда доносилась тихая напевная музыка, напоминающая сразу и шорох волн по песку, и рокот прибоя, бьющего в береговые скалы. Как будто раковину к уху приложил, да только не одну, а дюжину! Стражи-проводники свернули в очередной такой проход и остановились перед резной дверью, прикрытой завесой из разноцветных водорослей.

Здесь несли караул еще двое воинов-морян, но уже с серовато-смуглыми лицами, и при первом же взгляде на них у Садко захолодело сердце. Капитан догадался, к кому его привели. Ну, понятно… должен же перед началом пира владыка со своим данником переговорить, убедиться, что тот ему покорен…

Зеленокожие остались за дверью, дальше Садко сопровождали уже темнолицые. Новеградца провели чередой пышно обставленных покоев и перед ним открылась арка, выводящая в крохотный внутренний дворик-сад. Тут росли темно-синие и пунцовые коралловые деревца, сновали среди губок полосатые рыбки, шевелили щупальцами-лепестками плотоядные морские цветы – розовые, ярко-желтые и бирюзовые. Вдоль стен замерли неподвижными изваяниями слуги в расшитых мелкими белыми раковинками туниках из рыбьей кожи.

На резной каменной скамье, опираясь на тяжелый кованый трезубец с украшенным золотом и изумрудами древком, восседал старый знакомец. Грозный повелитель полуночных вод, омывающих берега Руси и Датских земель.

Садко никогда не считал себя трусом, а благоразумный и рассудительный Милослав вечно упрекал друга в безрассудстве: мол, кто бы тебе наполовину убавил отчаянной храбрости да бесшабашности… Но сейчас, встретив взгляд темно-серых, с яркой прозеленью, очей морского царя, новеградец почувствовал, как рубаха на спине взмокла от ледяного пота. И – не выдержал, опустил глаза. Это было всё равно что смотреть в лицо грохочущей над морем грозе, шквалу, в любой миг готовому перерасти в ураган, самой пучине океанской… На Садко взирало не просто создание, с чьим могуществом в Белосветье мало кто мог поспорить. Это была сила, способная поднимать из морских вод острова, обрушивать двадцатисаженные волны на прибрежные города и повелевать бурями. Ей стоило всего лишь чуть-чуть, играючи, сжать кулак, чтобы сердце Садко перестало биться.

Поднимись сейчас морской царь со скамьи, ростом он оказался бы ровно вдвое выше новеградца. Кряжистый, как подводная скала, плечистый, грузный, но не расплывшийся, несмотря на то, что его возраст исчислялся не одним десятком веков. До пояса спускалась бородища, перевитая живыми водорослями и усаженная ракушками – косматая, серо-седая, словно осенний туман над морем. Седые волосы спадали ниже лопаток, а голову