– Севером следует править со Скарлингова трона!

– То же, что я сказала про следы их ног, относится и к следам их задниц. Трон Скарлинга – это всего лишь кресло.

– Севером следует править из Карлеона, – прорычала Изерн, выпячивая губу и грозно хмурясь.

– Так было раньше. А я буду править им из Уфриса. Здесь рядом море, отсюда ближе до других земель. К тому же я всегда смогу поплавать, если у меня будет настроение.

– Поплавать! Во имя мертвых… скажи ей, Трясучка!

Но Трясучка только пожал плечами:

– Великие люди становятся великими, потому что делают новые шаги. А не потому, что без конца натыкаются на те же ошибки, которые совершили до них какие-то придурки.

Изерн длинно зашипела от отвращения.

– Люди это не примут. Не поймут.

– Их дело, – сердито отмахнулась Рикке.

– Это ошибка!

– Моя ошибка, мне ее и совершать.

– Ты сама не знаешь, что ты…

– Ну, хватит! – рявкнула Рикке, выпрямляясь во весь рост и поворачиваясь к Изерн со сжатыми кулаками. – Я Черная Рикке! У меня Долгий Взгляд! Это я убила Стура Сумрака! Это я победила Черного Кальдера! Я принимаю решения! Не ты. Я!

Она уже рычала Изерн в лицо, тыча ей в грудь жестким пальцем.

– Если я решу править Севером с мусорной кучи, сидя на поганом ведре, то так оно и будет! Если я решу, что я должна следовать по следам моего отца, которые он оставил в этом саду, то так оно и будет! И если я решу сделать свое сердце гребаной истекающей кровью губкой, то, клянусь всеми мертвыми, Изерн-и-Фейл, – она выплюнула это ей в лицо, словно проклятие, – так оно и будет!

Повисла звенящая тишина. Слышны были только крики чаек и плеск морских волн, да еще глухое биение разъяренной крови у Рикке в голове. Потом в углах глаз Изерн залучилась морщинками улыбка, распространилась до губ, до щек и наконец разлилась по всему лицу:

– Ну наконец-то! Я уж боялась, что ты никогда до этого не дойдешь.

Рикке прикрыла глаза.

– То есть это тоже был твой гребаный урок, да?

– Так, разве что самую малость. – Изерн ухмыльнулась и протянула ей катышек чагги. – Может быть, если нам повезет, другого тебе даже и не понадобится.

Трясучка хлопнул себя по ляжкам и с кряхтением поднялся.

– Ты что, в самом деле собираешься править, сидя на поганом ведре?

– Может быть, – отозвалась Рикке, поворачиваясь к морю и вдыхая полной грудью. – Но ты все же скажи Черствому, чтобы притащил сюда трон Скарлинга. Просто на всякий случай.

Клевер набрал в грудь воздуха и постучал кулаком в дверь, обитую сырой зеленой медью. Подождал. Постучал снова. Сырость, тянущаяся от реки, проникала в него все глубже. Он уже поднял руку, чтобы постучать в третий раз, когда в двери распахнулось узкое окошечко и пара слезящихся глаз неприветливо уставилась на него из-за толстых прутьев решетки.

– Кто там еще?

– Мое имя Йонас Клевер.

– Йона… чего?

– Клевер! – рявкнул Клевер, перекрикивая шум несущейся воды. – За мной посылали.

– Зачем?

Клевер подумал, что, может быть, каким-то образом заблудился и пришел не в то место.

– Чтобы обучать фехтованию. Так мне сказали. Этим я занимаюсь: обучаю фехтованию.

Кроме того, он также часто предавал своих нанимателей, но об этом, вероятно, не стоило упоминать в разговоре с потенциальным нанимателем.

– Как тебя там звать, повтори еще раз?

– Йонас Клевер! – проревел он в окошечко. Потом добавил более тихо: – Раньше меня звали Крутое Поле.

– Крутое Поле, вот оно что! Так бы сразу и сказал.

Загремели засовы, и дверь медленно, со скрипом, отворилась. С другой стороны на него хмуро глядел старик, согнувшийся под тяжестью старинных доспехов. В его руке был длинный меч, слишком тяжелый для него – невзирая на все усилия держать его прямо, острие беспорядочно блуждало туда и сюда.

Клевер поднял руки:

– Я сдаюсь.

Древний привратник не поддержал шутку.

– Думаешь, я впервые это слышу? – буркнул он, с трудом закрывая дверь и вновь принимаясь грохотать засовами.

Потом он долго вкладывал свой меч обратно в ножны и наконец повел Клевера мимо ряда странных домов, наполовину зарывшихся в крутой склон горы, вверх по узкой лощине. Перед ними открылся широкий двор. Впереди из горного склона вырастали три огромные, сужающиеся кверху башни, увитые темным плющом, с общим основанием, но дальше разделяющиеся. Они выглядели очень старыми. Такими старыми, что можно было подумать, будто их построили сперва, а гора наросла вокруг позже.

– Вот это да! Не ожидаешь увидеть здесь наверху нечто подобное, – заметил Клевер.

– Это Великая Северная библиотека, – проскрипел привратник. – Ты что, библиотеки никогда не видел?

– Честно сказать… нет, – признался Клевер.

Во дворе люди занимались повседневными делами. Худая женщина стирала белье в корыте. Коренастый пожилой мужчина колол дрова, привычно взмахивая топором. На столе были разложены и навалены грудой множество книг; девушка с копной светлых кудрявых волос проворно щелкала костяшками счетов. Никто из них не был похож на человека, испытывающего насущную потребность в обучении искусству владения клинком.

– Кому тут нужен учитель фехтования? – громко спросил Клевер.

– Ага! Это ко мне.

Дровосек аккуратно расколол еще одно полено, оставил топор воткнутым в колоду и повернулся к Клеверу, стряхивая с ладоней мусор. Он выглядел примерно лет на шестьдесят, крепко сложенный, с решительным лицом, изборожденным глубокими морщинами, и коротко стриженной седоватой бородкой. Полуденное солнце ярко блестело на его лысой загорелой макушке.

– Клянусь мертвыми, – произнес Клевер, наконец поняв, кто это такой. – Да никак это Первый из магов!

– Не кто иной. – Байяз шагнул к нему, взял правую руку Клевера обеими ладонями и горячо пожал. – Йонас Крутое Поле! Добро пожаловать в Великую Северную библиотеку. Насколько я понимаю, из ныне живущих людей нет никого, кто знал бы о бое на мечах больше твоего.

Клевер поднял брови:

– Это было очень давно. Теперь я называюсь Клевером.

– Вот как… Боюсь, я во многом отстал от жизни.

Байяз улыбнулся – широкой, белозубой, лучащейся улыбкой. Его лицо просияло, покрывшись дружелюбными морщинками, но глаза, глубоко посаженные и отливавшие зеленью, остались тверды. Клевер улыбнулся в ответ, однако впечатление, которое у него сложилось о маге в Керрагоме – что такого человека было бы плохо иметь в числе врагов, – лишь еще больше усилилось.