Где-то вдали прозвенел церковный колокол. Алек встрепенулся. Это происходило в фильме. Мертвецы стали исчезать. Грубый плечистый демон поднял перед собой огромные черные крылья, скрыв от приближающегося рассвета лицо. Внизу по земле двигалась вереница людей в мантиях – они осторожно несли горящие факелы. Музыка продолжалась в нежном ритме. Холодное, мерцающее синим небо наполнялось светом, зарево рассвета пробивалось сквозь ветви берез и сосен. Алек следил за происходящим с благоговейным трепетом, пока все не закончилось.

– «Дамбо» мне больше по душе, – сказал Гарри.

Он щелкнул выключателем на стене, и зажглась простая лампочка, заполнившая проекционную резким белым светом. Последний кусок пленки пробежал сквозь «Витафон» и вылез с другого конца, где она собралась в одну из катушек. Задний ее конец промотался вокруг и начал крутиться впустую: шлеп, шлеп, шлеп. Гарри выключил проектор и поверх аппарата посмотрел на Алека.

– Выглядишь уже лучше. Хоть цвет лица появился.

– О чем вы хотели поговорить? – Алек вспомнил тот непонятный предостерегающий взгляд, которым Гарри посмотрел на него, когда сказал никуда не уходить. И только теперь он догадался, что Парселлс, наверное, знал, что Алек пробрался без билета, и что теперь, наверное, мальчишка попал в передрягу. Но тут Гарри сказал:

– Я готов вернуть тебе деньги или дать два билета на любые сеансы на твой выбор. Это лучшее, что я могу тебе дать.

Алек пристально смотрел на него. Ответить он сумел не сразу.

– За что?

– За что? Да чтобы не трепался об этом! Ты представляешь, что будет с кинотеатром, если о ней узнают? У меня есть основания считать, что люди не захотят платить за то, чтобы сидеть в темноте с мертвой девочкой.

Алек покачал головой. Его удивило, что Гарри считал, будто люди разбегутся, если узнают о призраке в «Роузбаде». Алек думал, что получится с точностью до наоборот. Люди были бы рады заплатить за возможность испытать небольшой страх в темноте – иначе никто не смог бы зарабатывать на фильмах ужасов. А потом он вспомнил, что Имоджен Гилкрист сказала ему о Гарри Парселлсе: «долго он здесь не продержится».

– Так чего ты хочешь? – спросил Гарри. – Билеты?

Алек покачал головой.

– Значит, вернуть деньги.

– Нет.

Гарри, уже взявшийся за лежащий в заднем кармане бумажник, застыл и смерил Алека изумленным, враждебным взглядом.

– Тогда чего?

– Как насчет работы? Вам же нужен кто-то, кто будет продавать попкорн. Могу пообещать, что не буду носить накладные ногти.

Гарри долго смотрел на него и ничего не отвечал, а потом медленно убрал руку от кармана.

– А по выходным сможешь? – спросил он.

В октябре Алеку становится известно, что Стивен Гринберг приехал в Нью-Гэмпшир, чтобы провести натурные съемки для своего нового фильма на базе Академии Филлипса в Эксетере – что-то с Томом Хэнксом и Хэйли Джоэлом Осментом, о том, как непонятый учитель вдохновляет сложных, но одаренных учеников. Алеку больше ничего не нужно знать, чтобы понимать: Стивен идет к своему очередному «Оскару». Хотя сам он больше любит его ранние работы – фантастику и триллеры.

Сначала он подумывает съездить посмотреть на это. Прикидывает, сможет ли пробраться на площадку («Да, я знал Стивена, когда он был маленьким»), разрешат ли ему пообщаться с самим Стивеном. Но вскоре отказывается от этой мысли. В этой части Новой Англии найдутся сотни людей, которые будут утверждать, что знали когда-то Стивена, в то время как Алек и этим не мог похвастаться. На самом деле они разговаривали всего один раз – в день, когда Стивен увидел ее. Ни до, ни после они не общались.

Поэтому-то он удивляется, когда однажды в пятницу, ближе к концу месяца, ему звонит личный помощник Стивена – бодрая, сноровистая женщина по имени Марсия. Она сообщает, что Стивен надеется с ним встретиться, и спрашивает, не мог бы он заскочить («В воскресенье утром удобно?»). Говорит, что ему подготовят пропуск на площадку, который можно будет получить в главном здании академии. Живо щебечет: «Будем ждать вас в десять утра», и кладет трубку. Лишь через некоторое время до Алека доходит, что он получил не приглашение, а требование явиться.

Другой помощник, с козлиной бородкой, встречает Алека в главном здании и отводит на место съемок. Алек стоит еще с тридцатью людьми, смотрящими издалека, как Хэнкс и Осмент вместе прогуливаются по зеленому квадрату, посыпанному опавшими листьями, и Хэнкс задумчиво кивает, пока Осмент что-то рассказывает и размахивает руками. Перед ними ездит тележка с камерой и двумя операторами, и еще двое ее катят. Стивен и небольшая группа людей стоят чуть в стороне, Стивен смотрит в кадр на мониторе. Алеку никогда еще не доводилось бывать на съемках, так что он следит за работой профессиональных притворщиков с огромным наслаждением.

Добившись, чего хотел, и переговорив пару минут с Хэнксом, Стивен отправляется к толпе, в которой стоит Алек. Смотрит робким, ищущим взглядом. Затем видит Алека и растягивает рот в редкозубой ухмылке, поднимает руку, чтобы помахать ему, – и на миг словно превращается в того долговязого мальчугана. Он спрашивает Алека, не желает ли тот прогуляться к столику с закусками, съесть чили-дог с содовой.

По дороге Стивен кажется взволнованным, звенит мелочью в карманах и искоса поглядывает на Алека. Тот видит, что он хочет поговорить об Имоджен, но не знает, как подойти к теме. Наконец, Стивен заговаривает – он рассказывает о своих воспоминаниях о «Роузбаде», как он любил это место, сколько известных картин посмотрел там впервые. Алек кивает и улыбается, но сам изумляется глубине его самообмана. Ведь после «Птиц» Стивен никогда больше не приходил и не видел там ни одного фильма из тех, о которых сейчас говорил.

И вот, Стивен, запинаясь, спрашивает:

– Что будет с кинотеатром, когда ты отойдешь от дел? Нет, не то чтобы тебе было пора, просто хотел спросить: долго еще собираешься там заправлять?

– Да не очень, – отвечает Алек. И это правда – но больше он ничего не добавляет. Он старается не опуститься до того, чтобы просить подачку, – хотя ему и кажется, что пришел он именно за этим. Ведь с тех пор, как он получил от Стивена приглашение посетить съемочную площадку, он воображает себе, что они будут говорить о «Роузбаде» и что ему удастся убедить Стивена, который так богат и так любит кино, бросить ему спасательный круг.

– Старые кинотеатры – это уже национальное достояние, – говорит Стивен. – Хочешь верь, хочешь нет, но я сам владею парой таких. Пытаюсь их оживить. Я бы хотел когда-нибудь сделать что-то подобное и с «Роузбадом». Это как бы моя мечта.

Вот он, его шанс, возможность, на которую Алек так надеялся – пусть и не желал этого признавать. Но вместо того чтобы сказать, что «Роузбад» в затруднительном положении, Алекс меняет тему… Ему просто не хватает смелости сделать то, что нужно.

– Какой у тебя будет следующий проект? – спрашивает Алек.