Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ведь Лиходеевка перестала существовать, а с ней и колдовская сила!
– Твоя сила, а не моя. Моя-то как раз при мне.
– Не верю!
– Не веришь? Смотри!
Внезапно налетевший порыв ветра низко пригнул осоку и камыши. По густой и мутной, словно прокисшие щи, воде болота прошла рябь, тут же превратившаяся в волну. Ветер мгновенно усилился и достиг силы ураганного. Он, казалось, пытался столкнуть Стаса в болото.
Юноша сопротивлялся изо всех сил, но мощнейший напор уже загнал по колено в трясину.
Но тут ветер внезапно прекратился, стало снова тихо.
– Что, убедился?! – спросила Татьяна.
– Но как же?..
– Да вот так. Ты ведь мне все сам объяснил. Жертва, этот несмышленый мальчишка, принесена, и я стала тем, кем должна была стать. Ты же не спрашивал, хочу я этого или нет?
– Но я надеялся, что ты поможешь мне уничтожить этих заморских пришельцев!
– Я и помогла, неужели ты думаешь, что без моей помощи справился бы с ними? – Она зловеще захохотала. – Все ведь я там в подземелье сделала, хотя и не присутствовала рядом. Эти двое чернокожих оказались достаточно сильны, один бы ты с ними не справился. Поэтому, как я понимаю, обо мне и не вспомнил. Впрочем, я не могу тебя винить, все это идет от старика Асмодея. Однако могущество ты потерял.
– Уж не с твоей ли помощью? – ужаснулся Стас.
– Конечно, – просто ответила Татьяна.
– Но я… Значит, я собственными руками вырыл себе могилу?
– Похоже, что так.
Стас как стоял по колено в болотной жиже, так и сел в нее. Из глаз его брызнули слезы. И он стал до странного похож на обычного испуганного мальчишку.
Насмешка на лице Татьяны сменилась состраданием. Она молча смотрела на сына, а потом заплакала сама и бросилась к воде. Схватив свое неразумное дитя за руку, она принялась вытаскивать его из воды.
– Оставь! – закричал Стас. – Предательница! Ты мне не мать!!!
– Успокойся, успокойся, сынок, – шептала Татьяна, – успокойся. Вылезай на берег.
– Уйди! Я лучше утоплюсь!
Но Татьяна ласково и нежно продолжала уговаривать, и Стас нехотя выбрался на берег. Он весь был облеплен болотной тиной. Струи грязной воды стекали с одежды, но неожиданная улыбка, вначале робкая, ширилась на его грязном лице. Так он не улыбался с детства. С того самого момента, как познакомился с Асмодеем.
Улыбнулась и Татьяна.
– Ну вот и слава богу, – спокойно сказала она, – ты снова мой. Ты мой! Мы вместе, а это главное.
– А как же?.. – спросил Стас и запнулся.
– Что – как же?
– Ты произнесла Имя.
– Имя? Так ведь сила, которую я обрела, не черная. Ты ведь сам мне объяснил, или не помнишь? Сказал, что я Мать! И для меня нет ни белого, ни черного. Я как сама природа. А в ней, как ты знаешь, и добра и зла пополам. Нельзя жить только благими помыслами, но и чернодушие невыносимо. Ты пытался быть таким и сгорел вместе со своей Лиходеевкой. Нет. Не сгорел. Ты вышел из пламени новым. Ты наконец обрел свободу, потому что стал самим собой.
– Что же делать дальше?
– Да ничего. Просто жить. Пойдем.
– Куда?
– Да мало ли мест! Россия большая. Главное, подальше отсюда. Возьми меня за руку.
Прошел приблизительно месяц с момента жутких событий, описанных выше. Стояла середина августа. По-прежнему было жарко. Но иссушающий зной сменился мягкими теплыми днями, говорившими о приближении осени. Часто шли дожди, пахло спелыми яблоками и вареньем, которое варилось почти в каждой кухне. Из лесов возвращались удачливые грибники с полными корзинами груздей и рыжиков.
На знакомой скамейке, стоявшей в глубине микрорайона в укромном уголке неподалеку от мусорных баков, сидели два немолодых гражданина и о чем-то неторопливо беседовали.
При ближайшем рассмотрении в них было нетрудно узнать героев нашего повествования: отставного водопроводчика и собирателя слухов. Как ни странно, два столь непохожих друг на друга человека, ранее, в общем-то, и незнакомых между собой, теперь встречались и беседовали здесь чуть ли не каждый день.
– Да, Николай Яковлевич, попали мы с вами в историю, – с легкой укоризной, словно намекая, что именно по вине водопроводчика все случилось, сказал Мухоедов.
Однако Каковенко нисколько не обиделся или просто не понял намека. Он молча кивнул, сплюнул и достал из кармана свою любимую сигару. Выпустив ароматный клуб дыма, он сосредоточенно посмотрел вдаль и изрек:
– Попали-то, попали, но я вот что хочу сказать!.. – Он задумался и пыхнул сигарой.
– Что вы хотите сказать? – поинтересовался Артур.
– А хочу я сказать, дорогой мой товарищ Мухоедов, что так ничего и не уяснил из всего произошедшего.
– Но ведь милиция все выяснила, – подсказал Артур.
– Что именно?
– Ну как же! Даже в газете писали. Эти американцы оказались представителями преступного синдиката. И не американцы они вовсе, а колумбийцы, приехали сюда, чтобы передать груз наркотиков местной мафии, да чего-то не поделили, вот и разодрались. В результате спалили деревушку Лиходеевку дотла.
– Все это я уже слышал и готов допустить, что в рассказах есть доля правды. Но вот как вы объясните все эти в высшей степени непонятные события, произошедшие с нами: подземелья, оживление мертвецов и прочие глупости?
– Так ведь ничего этого не было!
– Как «не было»?!
– Да очень просто! Вы знаете не хуже меня. Ведь следствие выяснило. Мальчишка, который жил в доме номер шесть, обладал очень сильными гипнотическими способностями. Проще говоря, был экстрасенсом очень высокого класса. Вот он нам и внушил этот бред про оживших мертвецов. А на самом деле ничего подобного не произошло. Просто морочил людям головы. А все потому, что он тоже оказался связан с преступной группировкой. Не зря же исчез куда-то. Меня он тоже гипнотизировал, внушил мне, что я превратился в козла. Это же надо! И майора с лейтенантом гипнотизировал. Майор еще легко отделался, а Копытов до сих пор в психиатричке пребывает. Так что все элементарно объясняется.
– Слышали, слышали, – досадливо махнул рукой водопроводчик, – но вот как вы объясните факт исчезновения директора краеведческого музея Еремина? Ведь он до сих пор не нашелся.
– Найдется, – уверенно сказал Мухоедов. – А Лиходеевка? Сгорело два десятка домов, и ни в одном не оказалось хозяев. Словно никто в ней и не жил.
– Конечно, не жил. Она много лет стояла пустая, за исключением дома номер шесть. Удивительно другое, почему она не сгорела раньше?
– Как это пустая?