Не желая прерывать начатого дела, он отряжал малые отрядылучших воинов под началом опытнейших воевод. Сам возглавлял карательные отряды.За его войском остаются сожженные села и города, деревья гнутся под грузомповешенных, реки текут красные от крови и выходят из берегов, запруженныетрупами.

Но виноват ли он, если делает как все? Такие же битвы гремяти на востоке от Руси, на западе, и на юге, и на севере.

Все чаще стал заходить Борис. Сам заваривал каву, у негополучалось вкуснее, чем у Сувора, внимательно и сочувствующе смотрел на хмурогокнязя. Владимир ощутил, что с волхвом можно приоткрыться больше, излить душу.Не целиком, целиком не покажет никому на свете, но этому суровому волхвуоткрывал больше, чем даже Тавру.

– Ты не прав, – возразил Борис однажды.

– Почему?

– Ты видишь только войны… Но если бы только войнами жилчеловек, если бы только воинскую доблесть признавал, растил и лелеял, то мы быне накопили столько солнца в себе. Да, славяне, славные воители, были всегда,им поют славу, но были и другие люди из нашего племени… Мстислав, в крещенииХирон, за исповедование христианской веры был усечен мечом и сожжен в Томах.Это было еще в царствование Диоклетиана, в триста третьем году от рожденияИисуса. Теперь он – святой мученик. Там же в Томах казнен за веру в Христа иБогун, в крещении – Христ. Тоже славянин, ныне святой мученик. Он погиб вцарствование Ликиния, в триста двадцатом году… Не разумеешь?

– Нет, – признался Владимир. – Но ты неробей, учи! Я умею учиться у всех. Потому и стал князем… а не был поставлен.

Борис заговорил быстрее, подбодренный вниманием:

– Они сделали для людства не меньше, чем все полководцыи воители, вместе взятые. Не вскидывайся, княже! Это обидно, но это так.Погибнуть за веру – совсем не то, что за свои стада, богатство или при грабежечужих земель. Ведь так просто было спасти жизни! Снять крест с шеи и броситьпод ноги!

– И они… не бросили?

Борис пристально и бесстрашно взглянул князю в грозныеглаза:

– Они показали нам, как и всему миру, что над самойбольшой силой… силой рук и мечей… есть сила выше! Богун был слабый человек:кричал и плакал под пытками, а уж палачи старались вовсю, семь потов пролили,но все равно Богун крест не бросил!

Владимир спросил подозрительно:

– Такая мощь в том христианстве?

Борис покосился на суровое лицо, в глазах князя загоралисьогоньки гнева. Ноздри раздувались, как у арабского жеребца, дыхание пошло чаще.

– Не в нем дело, – сказал он осторожно. – И унас, и у других народов хватало случаев, когда люди шли на смерть за правду, зачесть. Но то были отдельные победы благородства, чистоты души, власти духа надплотью! А христианство – попытка возвести это в ранг закона. Поставить это иэтих людей выше. Выше победоносных завоевателей, князей, королей и дажеимператоров! Такого раньше еще не было.

Владимир бросил хмуро:

– Ну-ну, продолжай.

– А раз они выше, – сказал Борис тяжело, словнотащил в гору камень, – то этим людям и надо бы подражать! Надо жить так,чтобы все люди на свете стали такими же. Вот что такое учение Христа.

– А вера Мухаммада?

Борис скривился:

– Как христиане признают, что их вера – лишь росток отмогучего древа веры Моисея, так и Мухаммад говорит, что его вера вытекает изучения Христа. Христианство развивалось, росло, крепло. Через шестьсот лет этокрепкое древо дало новый росток – ислам. В нем сохранено почти все, что было встарых, но добавлено новое, что накопилось за шестьсот лет. И подправленыкое-какие ошибки… Но дело не в исламе! Все эти новые веры едины в одном: нельзяжить по старым волчьим законам! Душа важнее, чем плоть. Вот сперва эту труднуюправду надо принять душой, принять крепко. А потом смотреть, что лучше: ислам,иудаизм, вера Христа, арианство, буддизм, индуизм, огнепоклонение…

– Их так много? – ужаснулся Владимир. Он суважением посмотрел на Бориса. – Откуда ты все это знаешь?

Борис невесело усмехнулся:

– Если бы не увечье, я бы так и шел по жизни сокровавленным мечом… Так что вижу скрытый смысл в словах, что раньше казалисьдурацкими. Мол, блаженны увечные, калеки, юродивые…

Владимир ощетинился:

– Как они могут быть лучше нас?

– И я так думал… Но если бы меня не порубили так, что вбитвы уже не годен, я бы прожил жизнь отважного воина, постарел бы и умердостойно, окруженный детьми и внуками. При удаче, конечно. И не увидел бысовсем другого мира… Я доволен, что теперь узрел мир, скрытый от простых людей.Будь они смерды, холопы или базилевсы. Волхв знает и видит неизмеримо больше!

Владимир засмеялся:

– Когда-то я очень хотел стать волхвом. Но как можнодумать о высоком, когда навозных дел невпроворот? А власть – это по колено вдерьме… Хорошо, если еще по колено!

Когда покоренные вятичи снова не прислали дани,рассвирепевший Владимир сам встал во главе карательной дружины. Налетелвнезапно, здесь он был подобен Святославу, если не выше на голову, посек наспехсобранное малое войско. Местных князей распял на воротах, чтобы умирали долго истрашно, со старейшинами решали по-быстрому: привязывали за ноги к двумдеревцам за вершинки, разом отпускали, и вороны весело слетались на две ещетеплые, сочащиеся кровью половинки…

Но что обрадовало больше всего, на этот раз захватилинеуловимого Варяжко! Вряд ли дался бы живым, но умело оглушили издали брошенныммолотом, навалились, связали, а затем сковали цепями.

Кремень, который так удачно метнул оружие, вздохнул соблегчением:

– Все, распрям конец…

– С чего бы? – удивился другой.

– Этот змей всех подзуживал.

– Личные счеты?

– Еще какие!

– Вот что значит чужих девок уводить, –пробормотал дружинник то ли в шутку, то ли всерьез. В дружине посмеивались надстрастью князя грести под себя новых девок. Добро бы просто пользовал, а то ещеи многих женами именует. – А у Варяжко могла быть еще такая краля!

Варяжко потащили, подгоняя пинками, покалывая копьями.Владимир, заслышав невероятную весть, уже гнал коня навстречу. Варяжко сильноизменился за годы скитаний. Волосы спутались, блестели сединой, несмотря наюный возраст. Изуродованное лицо бугрилось нарывами, стало еще угрюмее и злее,глаза зыркали из-под разбитых топором надбровных дуг затравленно, ненавидяще.

– Ну вот и свиделись, – проговорил Владимир, онвздохнул свободнее. – Много воды утекло, Варяжко?

Варяжко зарычал, напряг могучие плечи. Цепи врезались втело, разрывая в клочья рубаху. Чем-то напомнил лесного человека, так же дик илют, смотрит с той же злобой.