не понимают, почему он напал на меня.

Как только Мария развязывает веревки на моих лодыжках и помогает мне подняться на ноги, все видят, как мне больно. Я едва могу стоять прямо после этих ударов в живот. Мария берет фонарик, который ей кто-то протягивает, и поднимает мою рубашку, задыхаясь от новых синяков, расцветающих на моей коже. Глаза Николь прикованы к моему подбородку.

— Что случилось? — Николь спрашивает.

Мария поворачивает голову в сторону подруги.

— Не здесь.

Затем ее взгляд устремляется туда, где стоит Джерри, окруженный Охотниками. Трое парней, которые были раньше, лежат на земле. Когда прибыла кавалерия, они быстро схватили их.

Недовольство окутало толпу толстым одеялом.

Я вижу Тайру в толпе, шаркающую взад и вперед рядом с Зандером. Зи яростно шепчет им обоим, время от времени поглядывая в мою сторону.

Они не были самыми большими поклонниками Дэниела. Но он все еще… Был Охотником. Их частью. Я посторонняя.

Николь смотрит на Охотников.

— Давайте зайдём внутрь. Куорана поможет справиться с болью.

Стиснув зубы я иду без помощи Марии.

— Деми, позволь мне помочь тебе.

— Со мной все в порядке, Мария.

Она начинает что-то говорить, но Николь шикает на нее.

— Пойдем, пока кто-нибудь не начал задавать вопросы.

Они начинают вести меня к третьему зданию. Я сейчас не доверяю Куоране.

— Отведите меня в мою комнату, пожалуйста.

— Ты ранена, тебе нужно…

— Мама, пожалуйста. Отведи меня в мою комнату, и я тебе все расскажу.

Термин нежности делает свое дело. Ее взгляд смягчается, и она опускает голову, пряча затуманенные глаза. Впервые я назвал ее этим словом, не выплеснув его в гневе.

— Конечно.

Она и Николь следуют за мной, прикрывая, когда Зена и Тайра пытаются проверить, все ли со мной в порядке. Мои новые друзья бросают недовольный взгляд на старших Охотников, но соглашаются отступить.

Когда мы заходим в мою комнату и дверь запирается, я направляюсь в ванную. Прежде всего, мне нужно прополоскать рот. Я до сих пор чувствую вкус кляпа, и он сводит меня с ума. Я полощу водой рот и вытираю его полотенцем. Затем мочу его и протираю лицо и плечи, чтобы смыть холодный пот, который я пролила, когда Джерри направил на меня пистолет.

Мои руки дрожат, когда я откладываю ткань в сторону. Я упираюсь пальцами в столешницу, вдыхаю через нос и выдыхаю через рот. Я опускаю голову на секунду, позволяя эмоциям захлестнуть меня. Затем я медленно ослабляю хватку и встаю. Высоко подняв голову, я киваю себе и приглаживаю волосы рукой.

Когда я закрываю дверь, вижу Николь, прислонившуюся к двери, действуя как живая баррикада для любого, кто попытается ворваться внутрь. Мария сидит на краю моей кровати.

Я рискую, доверяя этим женщинам. Их я тоже почти не знаю, но Марии нужна какая-то материнская преданность, а Николь — ее лучшая подруга. Они мои близкие друзья, и кто-то должен знать правду о Джерри.

— Дэниел не угрожал меня застрелить. Это сделал Джерри.

Николь ничего не выдает. Простое моргание — это все, что я получаю в ответ. Мария же рычит.

— Я знала, что видела, как он направил его на тебя.

Я киваю.

— Ты знаешь почему?

Николь проводит рукой по волосам.

— Что-то связанное с этими вампирами? — Она догадывается.

Тяжело вздохнув, я вытираю потные ладони о рубашку.

— Я трижды обменивалась кровью.

Мария подскочила.

— Что? Трижды?

— Потише, — говорит Николь сквозь стиснутые зубы. — С тем же вампиром?

Я качаю головой.

— Дважды с одним и один раз с другим.

Мария начинает ходить по комнате.

— Какое это имеет отношение к тому, что Джерри застрелил Дэниела?

— Джерри снова спросил меня о совместном испитии крови. У него было кольцо, которое Куорана сделал для него. Он мог сказать, что я лгу, когда я сказала, что не обменивалась кровью. Наказание за то, что я позволяю вампирам питаться — смерть.

Николь усмехается.

— Это древний закон.

Я перестаю смотреть, как Мария ходит взад и вперед, и обращаю на нее взгляд.

— Это настоящий закон?

Неудивительно, что они не рассказали Джерри о той фотографии, на которой я пила кровь Маттео.

Она кивает.

— Ван Хельсинг его создал.

О, Беатрис. Беатрис сбежала с вампиром. Она стала такой. Ван Хельсингу пришлось убить ее, и он старался убедиться, что ни одного другого Охотника не постигнет та же участь.

Зажмурив глаза, я проклинаю Беатрис за то, что она снова стала занозой в моей заднице. Сначала история Маттео, а теперь и это.

— Поддержат ли это остальные? — спрашивает Мария, останавливаясь на полпути.

— Это закон.

Кажется, Николь смирилась с тем фактом, что я умру.

Почему я должна умереть? Я не превратилась в вампира.

— Это нелепо, — я хватаю с комода бутылку водки, которую реквизировала в столовой, и делаю глоток. Алкоголь обжигает горло, и я задыхаюсь. Ненавижу водку, но это все, что у них было.

— На дворе двадцать первый век. Почему современные охотники следуют древним законам? — Я указываю на Николь бутылкой. — И почему ты так расстроена?

Мария заламывает руки.

— Как только Джерри расскажет остальным, мы не сможем избежать твоей участи.

Я смотрю на нее.

— Нет, — поставив бутылку, я хватаю кинжал, который дал мне Мак, и направляю его на нее. — Думаю, мне придется сначала убить его.

Мария в мгновение ока оказывается на мне. Она выдергивает кинжал и вонзает его в верхнюю часть комода — звучит знакомо? — прежде чем завести мне руки за спину.

— Господи, ты делаешь мне больно.

— Ты не можешь пойти туда и попытаться убить его, Деми. Ты еще даже не в полной силе.

Я смеюсь.

— Я не собираюсь ждать, пока меня поведут на смерть.

Николь появляется в поле зрения. Она кладет руку мне на щеку, но я отдергиваюсь.

— Никто тебя об этом не просит.

— Я не уверена в твоих словах.

Мария сжимает ожерелье в руке.

— Нет, — шепчу я.

Я не готова.

Ее взгляд смягчается, и она проводит пальцем по металлу.

— Если они столько раз обменивались с тобой кровью, они не убьют тебя. Они могут защитить тебя.

— Ты не понимаешь. Я…

Прежде чем я успела произнести слова, она сдернула ожерелье и отбросила его в сторону. Николь с бесстрастным лицом замечает внезапное расширение моих глаз. Я шлепаю мать, которая уворачивается от моей руки и смотрит на меня.

— Ты будешь в безопасности.

— Я зарезала его! — кричу я, ничуть не смущаясь плевком, вылетающим изо рта.

Краска схлынула с ее лица.

— Что? — Она отпускает мои руки, их покалывает после освобождения.

Я поворачиваюсь и опускаю