а какое мне дело до того, от кого он кормится? Он может делать все, что захочет.

Рука Грейсона лежит на моей пояснице.

— Пойдем.

Я хочу повернуться и уйти, но уверена, что Маттео ждет именно такой реакции. Поэтому я начинаю двигаться к кабинке в самом конце, где он сидит, темный и задумчивый, и смотрит на танцующих вампиров и людей.

Я заползаю на сторону, противоположную Маттео, и Грейсон следует за мной, запирая меня. Подходит официантка.

— Что вам?

Грейсон смотрит на меня, позволяя мне сделать заказ первой.

— Я выпью Old Blue Eyes Martini (прим. крепкий коктейл на основе водки с клюквенным соком).

Это самый крепкий коктейль, который я могу придумать, и если Матео продолжит, мне понадобится весь алкоголь, потому что я уже чувствую зачатки иррациональной ревности.

Я знаю. Я понимаю, что это е

гребаное безумие. Я бы хотела и то, и другое. Разве я не могу ненавидеть их и хотеть, чтобы они все принадлежали мне?

— Не смеши меня, — бормочу я вслух, а затем сжимаю губы.

Замечательно, теперь я разговариваю сама с собой.

Грейсон приподнимает бровь, и уголок его рта изгибается.

— Я возьму Джека и кровь.

Она смотрит на Маттео и убегает.

— Эй, босс.

От сладкого голоса кормушки у меня мурашки по коже, он как ножом по стеклу. Она хорошенькая, если убрать из нее наркоманку, которой явно нужна доза.

— Садись, — говорит он, не сводя с моего лица карих глаз.

Я смотрю, как она шлепает свою счастливую задницу вниз, выглядя вполне довольной собой. Наверное, не каждый день босс приходит на кормление.

Она проводит рукой по его руке.

Официантка возвращается с нашим заказом. Я выхватываю свой из ее рук и делаю большой глоток, морщась от горечи.

Грейсон усмехается.

— Полегче, тигрица.

Я хмурюсь на него. Он не помогает и не перестает улыбаться с тех пор, как мы сели. Думаю, это его развлечение сегодня вечером.

Ненавижу быть объектом шуток.

Особенно так.

Рука кормилицы достигает верхней части плеча Маттео. Он движется быстро. В одну секунду она смотрит на него заспанными глазами, а в следующую они остекленели, исчезли в дымке укуса. Его рот касается ее запястья, и кровь стекает по ее руке.

Я допиваю свой напиток одним глотком, потому что все, о чем я могу думать, это оторвать ее руку от него и кричать «моё» во все горло.

Грейсон поворачивается ко мне лицом и кладет руку мне на бедро.

Как будто это остановило бы меня.

Маттео поворачивает голову, чтобы смотреть на меня, пока пьет из нее. Чертов засранец знает, что делает.

Почему я чувствую себя такой собственницей?

Я никогда не была ревнивой, но сейчас уродливая зеленая обезьяна сидит у меня на плече и прыгает вверх и вниз, улюлюкая и крича о том, что она трогает нашего мужчину и ей нужно отплатить за это.

Ножка стакана, который я сжимала, треснула пополам, и верхняя часть с глухим стуком упала на стол. Темные глаза Маттео вспыхнули. Он отпускает ее и выталкивает из кабинки.

Она так высоко, что приземляется на задницу.

Я сопротивляюсь желанию крикнуть «ха» во все горло.

Она для него никто. Она всего лишь еда.

Опять же, какого черта меня это волнует?

Маттео проводит пальцем по рту, собирая излишки крови, и слизывает ее с кожи языком.

В моем животе вспыхивает белая горячая ярость.

Он сделал это намеренно. Он знал, как я отреагирую. Он хотел, чтобы я отреагировала.

Я начинаю бросаться через стол, но рука Грейсона удерживает меня на месте.

— Отпусти меня.

Я все еще сжимаю нижнюю половину стакана, и он достаточно острый, что можно проткнуть кого-то.

Словно зная мои мысли, он выхватывает его из моей руки и бросает через голову. Группа вампиров поблизости шипит на него, но тихо, когда поток силы Маттео заполняет комнату.

Когда они отворачиваются, Маттео направляет свою силу на меня. У меня бегут мурашки по спине, волосы на затылке встают дыбом, а сердце учащается.

Это ужасающий вампир.

Его глаза больше не темно-карие. Они полностью черные, и он смотрит на меня, как на конфетку в ночь на Хэллоуин. Он хочет меня съесть, и я не думаю, что оргазм в условия сделки.

Но следовало бы, по крайней мере он мог бы сделать так, чтобы я кончила, прежде чем он убьет меня. Это будет справедливо.

Потом я вспомнила, что сказал Грейсон. Они не хотят меня убивать.

Они хотят меня разрушить.

Дрожь пробегает по моей спине, а губы Маттео кривятся в опасной, понимающей улыбке.

— Иди сюда.

Грейсон убирает руку с моей ноги.

Я качаю головой.

— Нет.

Я не могу полностью противостоять его команде, потому что, несмотря на мое непреклонное возражение, я медленно продвигаюсь вперед на своем сиденье. Он кладет руки на стол и наклоняется ко мне.

— Иди сюда, — рычит он, и я чувствую, как его сила давит на мою кожу. У меня почти нет желания сражаться, но я держусь за него, как за выступ на вершине темной бездны. Если я отпущу его, я упаду во тьму, и Маттео будет рядом, чтобы толкнуть меня еще глубже, преследуя меня со своей злобной улыбкой и жестокими обещаниями.

— Деметрия, иди сюда.

Вот так. Покойтесь с миром, мои сила, стойкость и мужество.

Я бесстыдно забираюсь на стол и ползу к нему. Он откидывается назад, положив руки на сиденье. Великолепный ублюдок — дерзкий сукин сын.

Когда я скатываюсь к нему на колени, его руки находят мою задницу и удерживают меня на месте.

— Это тебя разозлило, малышка?

Опустив брови я усмехаюсь

— Что ты придумал?

Его хватка на моей заднице крепчает, и он прижимает меня к своей твердой длине.

— Почему это тебя беспокоило?

Я пытаюсь переварить его слова, но мне невероятно трудно думать, когда он делает это с моим телом. Хлопнув руками ему по плечам, я пытаюсь остановить это движение, но он только ускоряет меня, толкая меня к себе и заставляя мой желудок сжиматься от потребности.

Он ловит мой вздох своими губами. Я сжимаю рот в твердую линию.

Я не буду целовать его с ее кровью во рту. Он, должно быть, понимает, потому что двигает губами по моей шее, то целуя, то кусая меня. Зарывшись пальцами в его волосы, я подчиняюсь его воле. Когда его клыки пронзают мою кожу и мой рот открывается в беззвучном крике; когда он заставляет меня кончить, я тяну его за волосы.

Тихое рычание раздается у моей