бурлил в Париже, мы находились далеко. В Париже были люди, которые хотели воспользоваться всеобщим недовольством, чтобы добиться того, чего им не удалось добиться прежде. Повышения мизерных зарплат, социальной справедливости… Леон, мой муж, дежурил во время захвата педагогического института, чтобы не позволить хулиганам там все разнести, а я осталась в штабе союза мастерить транспаранты и готовить еду для бастующих. Когда я думаю об этом сейчас, то понимаю, что мы тогда боролись за равенство, но в итоге бутерброды революционерам делали мы, женщины.

Я натянула одеяло, меня вдруг пробрал озноб.

– Я хотела изменить мир, я в это правда верила.

– Но… неужели вам не было страшно там, на демонстрациях?

– Ну, вообще-то мы в основном разговаривали. Конечно, на улицы тоже выходили, но не так грандиозно, как в столице. Пели, выкрикивали лозунги, но беспорядков не устраивали. К вечеру я была совсем без голоса. Помню, как мы беспрерывно следили за развитием событий, приклеившись к приемникам. Это была настоящая лихорадка, мы были охвачены этой энергией и в то же время ощущали ее защиту. В молодости мы думаем, что с нами ничего плохого не случится!

Маргерит вдруг замотала головой, не соглашаясь:

– Нет, это не так. В молодости как раз очень хорошо понимаешь, что с тобой в любой момент может произойти что-нибудь ужасное!

Она коснулась рукой парика – прямого синего каре, и я подумала, какого, интересно, цвета ее настоящие волосы.

Конечно, она была права. Но событие, которое перевернуло мою жизнь, свалилось мне на голову, когда я его совершенно не ждала. Было ли оно ужасным? Разматывая нить своей истории, я так до сих пор и не упомянула о встрече с Андре. Нераспутанный узелок.

– Я провела четыре ночи под замком в здании завода, и это были самые безумные мгновения всей моей жизни.

Да, безумные – лучшее определение для тех дней. Безумные и чудесные одновременно. Я тогда совершенно потеряла голову. Красавец оратор, прибывший из Парижа, сразил меня наповал. А когда я пришла в сознание, он уже уехал, а я была беременна, хотя прежде нам с Леоном все никак не удавалось завести ребенка.

Я на секунду остановилась, но в этой тишине не ощущалось неловкости.

– Спустя девять месяцев родился мой сын Антуан.

Маргерит удивленно вытаращила глаза.

– Но ведь вы говорили, что ваш муж был тогда далеко.

А она умеет читать между строк, эта девочка. Ну что ж, я продолжала распутывать свой клубок.

– Муж был счастлив, когда у нас родился сын. Он стал для него прекрасным отцом.

Это правда. Мы действительно были счастливы. Но Маргерит спросила:

– А Антуан знает правду?

Я умолкла. На этот узел я натыкаюсь уже девять лет. Его никак не распутать.

– Когда Леона положили в больницу, ему потребовалось переливание крови. Антуан предложил сдать свою и тогда узнал, что не является биологическим сыном Леона.

Сердце в моей груди превращается в слизкий мох, вроде того, каким бывают покрыты могилы.

– Поверьте моему опыту: не следует хранить тайны. Это медленный яд, чья разрушительная сила со временем только возрастает. Вред от правды несопоставим с тем вредом, который будет причинен, если правду долго скрывать.

Темные глаза Маргерит смотрели на меня не мигая. Во взгляде ее сверкнуло понимание. Понимание и боль. Похоже, мои слова отозвались эхом в ее собственной истории. Она прошептала: «Да, вы правы», – и, прежде чем выйти из комнаты, коснулась губами моей щеки.

Глава 18. Нас много!

В общем, что тут скажешь: Виолетт стала виновницей бунта. Маленькие зерна, которые она посеяла, упомянув Май 1968‐го, дали ростки. В доме престарелых все поголовно хотят устроить в день карнавала демонстрацию. Сейчас в мастерской часть резидентов вяжет и шьет костюмы, пока остальные рисуют, пишут и клеят плакаты.

Иногда хорошие идеи разрастаются подобно сорнякам.

Мы оглянуться не успели, как настал день карнавала. Моя команда пенсионеров собралась в вестибюле, нарядная и готовая к приключениям. Дети из младшей школы должны были зайти за нами в десять утра, но они немного опаздывали. Старички места себе не находили от нетерпения. Не знаю, кто в этот день волновался больше – старые или малые.

Сначала супермены и принцессы Эльзы держались на почтительном расстоянии от стариков, но очень быстро оба лагеря перемешались. Надо отметить, что наша мастерская отлично поработала, и костюмы у дедушек и бабушек были великолепные, если, конечно, вы ничего не имеете против стиля «сделай сам».

– Какая у тебя хорошенькая елка!

Мальчик, одетый рыцарем, задрав голову, рассматривал Жоржа, с ног до головы укрытого зеленым плащом, расшитым разноцветными шарами. Елка к тому же обмоталась светящейся гирляндой, которая работала от батарейки, спрятанной под одним из шаров. Костюм получился просто супер, он весь так и сверкал.

– Ты тоже неплохо нарядился, – скромно отозвался Жорж. – А как тебе мой друг – красавец, правда?

Он указал на Альбана, на которого надели огромный подарочный пакет с дырками для рук и головы. Мальчик энергично кивнул и взял Жоржа за руку; тот от волнения даже заморгал.

Процессия медленно пустилась в путь.

Воздух был холодный, но сухой. Мы укутали стариков в пальто, отчего слоев одежды на них стало еще больше. Костюмы были надеты поверх всего, что придавало обитателям дома престарелых странный и поэтический вид. Напоминало полотна Боте`ро[13], только в сюрреалистической манере.

Разговоры потекли рекой – шагали старики намного медленнее, чем говорили. Через несколько минут наш отряд привлек внимание зевак. Люди с веселым любопытством останавливались и провожали нас взглядами.

Сестры Гарри Поттер развернули транспарант, на котором было написано:

МЕДСЕСТРА УСТАЛА – БОЛЬНОГО НЕ СТАЛО

Часть персонала тоже присутствовала на демонстрации: сиделки, санитары и медсестры. Все они приклеили на халаты воззвание:

НЕХВАТКА ПЕРСОНАЛА:

даешь каждому работнику по три пары рук и ног!

Многие родственники старичков тоже пришли на митинг, и дети пенсионеров смешались в толпе с родителями школьников. Сын Альбана сдержал обещание и толкал инвалидное кресло отца. Сам он нарядился человеком-бутербродом, но вместо рекламы на его картонках было написано:

ЗДОРОВЬЮ КАК-ТО НЕЗДОРОВИТСЯ!

Лили достала мегафон и начала скандировать:

– Больше рук – надежней помощь!

Лозунг подхватили манифестанты, и фраза распространилась по толпе подобно лесному пожару. Дети повторяли ее хором, при этом они орали как сумасшедшие, соревнуясь, кто кого перекричит.

В хвосте процессии шли мы с Виолетт, одетой в костюм овцы. Она сотворила настоящее чудо с помощью обыкновенных комочков ваты, наклеенных на белый свитер.

– Все нормально, вы справляетесь? – спросила я.

В отличие от многих других, она отказалась ехать в инвалидной коляске. «Я пока еще в состоянии держаться на своих двоих», – заявила она, натягивая на голову белую шапочку. Я ею восхищалась. Я понимала, что для нее это очень важно – стоять на ногах. Она вцепилась в ходунки – единственная уступка, на которую она согласилась, – и мы медленно, шажок за шажком