Роберта обычно звонила из магазина органических продуктов питания и спрашивала, не хочет ли она прийти поужинать или не нужно ли ей чего. Но Ноа никогда ничего не было нужно.

В кухне Ноа вскипятила воду для кофе. Теперь постоянно в доме жила она одна, а через год его должны были продать, так что она переставляла тут все, как считала нужным. Шумерский кувшин, украшенный символами плодородия, который родители вместе купили в год своего знакомства, она убрала в шкаф в прихожей, за ракетки Леонарда. Кувшин был пузатый и грубый и вызывал у нее тревогу. Еще Ноа убрала фотографии с холодильника. Ей стали казаться фальшивыми бодрые улыбки Рейчел и Ноа, Леонарда и Моники на вершине горы или в золотом свете пустыни. Ее не покидало ощущение, что весь дом организован по принципам, которые больше не соответствуют действительности, и все его устройство казалось Ноа лицемерным. Может, поэтому она после отъезда родителей перебралась из своей спальни на тахту в гостиной. Гейба это нервировало. Ему не нравилось, что с плаката на его наготу смотрит старик, нарисованный Гойей. Гейб звал его Старым Умником и говорил, что он все портит. Но две недели назад Ноа с Гейбом расстались, так что Старый Умник остался висеть на стене. Когда Ноа лежала на тахте под его присмотром, ей виден был стол в столовой, за которым семья всегда праздновала в компании родных и друзей Пасху, День благодарения, дни рождения и другие особые случаи. Ее кузены называли ее дядю и тетю папой и мамой, и иногда Ноа этому завидовала. Но хотя с родителями она была близка, что-то в этих двух словах было интимное и даже глуповатое, что не подходило Леонарду и Монике, и произносить их было как-то неудобно. Однажды летом в киббуце, когда Ноа было семь или восемь, она стала называть отца «абба», но, когда в конце августа семья вернулась домой, это имя осталось там вместе с другими игрушками, камнями и мелочами, которые они собрали за лето, но не смогли впихнуть в чемоданы, да и все равно дома они бы не понадобились.

Ноа ела хлопья, когда зазвонил мобильник. Звонил Леонард: он следил за новостями, пожар уже охватил больше четырехсот квадратных километров, пожарные валились с ног от усталости и не похоже, что огонь удалось остановить. Сильный ветер занес тлеющие угли в город, тысячам людей пришлось эвакуироваться. Леонард уже позвонил Берковицам, Джек за ней заедет. Ноа, однако, уезжать к Берковицам не хотела. Она сказала отцу, что ей ничего не грозит. Пожары слишком далеко. Чтобы сменить тему, она спросила, как дела на раскопках. Леонард был на взводе по поводу результатов лабораторных анализов каких-то обожженных кирпичей, так что он охотно начал описывать последние новости. Анализы показали, что строение, из которого взяли эти кирпичи, являлось вторичным — кирпичи повторно использовали после разрушения более древнего города. Кирпичи, когда их обжигают, навсегда запоминают направление магнитного поля Земли на момент обжига. Этот факт Ноа знала с детства, но сейчас позволила отцу порассуждать на эту тему, а сама тем временем допила молоко от хлопьев, вымыла миску и поставила ее на сушилку. Леонард уже выбил почву из-под ног существующей парадигмы археологии десятого века, как ему нравилось это называть, а теперь стремился разобраться, кто же все-таки уничтожил город позднего железного века. Ноа собиралась сказать ему о звонке раввина, но не успела — Леонарда позвал кто-то из заместителей, требовалось его экспертное мнение. Он сказал Ноа, что перезвонит позже и они обсудят, как благоразумнее поступить.

Посмотрев на часы, Ноа поняла, что опаздывает на работу. Она понюхала подмышки у рубашки, валявшейся на полу рядом с тахтой, и натянула ее через голову, не возясь с пуговицами, и без всякого лифчика. До четырнадцати грудь у нее была совсем плоская, а потом появились два маленьких холмика, будто тело с неохотой согласилось проявить самую капельку женственности. Моника настояла на том, чтобы сводить ее купить лифчики, хотя Ноа лифчики не особенно требовались.

Ей нравился тропический климат цветочного магазина и царящее здесь ощущение одного нескончаемого мероприятия. С кем-нибудь все время случалось что-то счастливое или грустное, какой-то факт жизни, который требовалось отметить. Вчера им заказали двадцать пять букетов для украшения свадебного стола. Ранункулюсы привезли плотно закрытыми, и их пришлось уламывать раскрыться с помощью теплой воды. Ноа ободрала нижние бахромчатые листья и расставила цветы по серебряным чашам. Невеста хотела сирень, но сирень до магазина не доехала из-за пожаров. Ограждаемая от проблем несколькими слоями людей, выполнявших ее поручения, невеста как-то справлялась с этим разочарованием. Правда, подружка невесты регулярно звонила и рассказывала, что та очень недовольна.

Ноа нашла ключи от машины в кармане вчерашних шорт и вышла из дома. Жара стояла уже больше недели, и в машине было настоящее пекло, но ей некогда было ждать, пока салон остынет, и она бросила на сиденье старое полотенце, чтобы не обжечь бедра. Сосед, старый мистер Френкель, в мятом халате стоял на засохшем газоне перед своим домом. Дом у Френкелей был точно такой же, как у них, — их строил один застройщик. Когда Ноа была маленькая, миссис Френкель иногда приглашала ее зайти и угощала в столовой печеньем. Столовая у них тоже была точно такой, как у родителей Ноа, только обставлена стеклянной мебелью, и еще там стояла коллекция китчевой иудаики, которую собирала хозяйка. Миссис Френкель, родом из Квинса, была настолько же типичной американкой, насколько мистер Френкель, сбежавший с родителями из Европы во время войны, был типичным европейцем. В коридоре, который вел к туалету, висели темные фотографии покойных родных мистера Френкеля. А потом бамбук, которым были обсажены их дворы, постепенно разросся настолько, что через него было уже не пройти. Ноа подросла и перестала приходить в гости. Иногда к Френкелям заглядывал Леонард, починить что-нибудь или разобраться с письмом из банка, которое мистер Френкель не понимал. Несколько месяцев назад у миссис Френкель во сне случился удар и она умерла. Леонард, Моника и Ноа пришли на шиву, и, зайдя к Френкелям в дом, Ноа вспомнила этот давно забытый запах. Потом Леонард рассказал им, что мистер Френкель захотел поговорить с ним наедине. Отведя Леонарда в спальню, где две ночи назад умерла его жена, он рассказал, что закопал кое-что в саду и теперь ему нужно это выкопать. Сначала мистер Френкель не хотел говорить, что именно он закопал, но когда понял, что, если не расскажет правду, Леонард не поделится опытом раскопок, то