Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вик и так не скучает: то дремлет в кресле-мешке, то перебирает методички, проверяя на актуальность, то отвлекает игрой в города Лию, которая вообще-то забралась на подоконник читать, а не вспоминать десятый город на букву «К». Удивительно, как она еще не покусала. Или понимает, что больше приставать не к кому: не Криса же донимать, — а не приставать Вик не может?
В конце концов Лия, обозвав его невыносимым чудовищем, уходит в ближайшую кофейню и возвращается с большим стаканом флэта: «Пей и не шуми». Вик делает глоток, собираясь в точности последовать приказу, и слышит, как в операторской раздается звонок. Ох и придут сейчас отправлять на заказ — по закону подлости, конечно, его! Небось еще и на срочный, чтобы уж точно не успел кофе насладиться.
Через несколько секунд в комнату заглядывает Крис в приспущенных наушниках и тянет страдальчески:
— Ви-ик! Там человека надо сожрать, возьмешься?
— Прям щас? — морщится Вик. — Мне ж настроиться надо или хоть кофе допить.
— Ну-у-у… — Крис крутит одну из сережек. — Желательно сегодня. Там типа очень нужно, все дела.
«Соглашайся!» — вскидывается хтоническая сторона. Вик прикусывает губу: кажется, что это пожирание точно станет решающим, отберет человеческую часть — и быть ему до конца жизни чудовищем, которое только и умеет, что жрать да пугать.
Хотя сколько лет зудит внутри этот страх — и ничего: не одичал, не убежал в темный лес, никого не убил. Не глупо ли бояться, что именно сегодня одичает?
— Договорись на семь, не раньше. Если так надо, пускай подстраиваются.
— Будет сделано! — Крис шутливо отдает честь и, надев наушники, исчезает за дверью. А Вик облизывает занывшие зубы.
В прошлый раз заказчик оказался не готов: смерть в депрессии — то еще удовольствие, на пользу душе точно не пошло бы. Да и депрессию можно вылечить вполне человеческими способами. Пришлось вместо пожирания устраивать прогулку, возвращать способность чувствовать себя и свою жизнь, а потом читать нотации на тему «Дойди до психиатра и попроси другие таблетки». Что будет сегодня? Все-таки сожрет — или понадобится вызванивать с выходного Лютого: «Иди пей чай, ты это любишь, а я разговоры терпеть не могу»?
— Решили в семь! — влетает в комнату Крис. — Вот имя и адрес.
Вик пробегается по распечатке: зовут Ариной, живет далековато, почти в самом конце ветки. По-хорошему надо бы передать заказ другой точке… Ни за что!
— Предупредил, что я могу отказаться, если посчитаю ее неготовой?
Крис фыркает:
— Обижаешь! Не первый день работаю.
«Что ж, посмотрим на тебя, девочка, — кивает себе Вик. — Если повезет, быть тебе сожранной».
К шести дождь заканчивается, и по адресу Вик добирается совершенно сухим. Звонит в домофон, привычно представляется:
— Хтонь в пальто! — и заходит в подъезд.
Девочка Арина живет на седьмом этаже — можно дойти пешком, но как упустить возможность покататься? Тем более что в новых домах поди найди лестницу.
Пока лифт отсчитывает этажи, Вик рассматривает себя в зеркало: зубы заострились, глаза — голоднее некуда, и хтоническая сторона выглядывает из темноты зрачков — еще бы, без нее не обойтись. Если поговорить за чаем можно и чисто по-человечески, то сожрать так не получится.
Арина ждет у приоткрытой двери, кутается в объемный черный свитер. На вид ей лет двадцать, а взгляд замученный и тусклый, будто все пятьдесят, не меньше.
— Вы хтонь, да? Заходите.
Полутьма в прихожей как нельзя лучше настраивает на нужный лад. Вик прищуривается, кивает себе: эта девочка готова — и вешает пальто на крючок. Внизу живота холодеет: каждый раз страшно не справиться. Но разрешение-то выдали, а значит, кое-что он все-таки может. Да и до сих пор никто не жаловался.
— У меня нет тапочек, — извиняется Арина, зябко поводя плечами.
Вик отмахивается:
— Похожу так, — и ставит ботинки рядом с ее красными кедами.
— Тогда на кухню? Или в комнату? Где вам удобнее?
«Мне без разницы».
Вик прикусывает кончик языка: «А ну соберись! Что за дрожь в пальцах?»
— Лучше на кухню. И на «ты».
— Как скажешь, — Арина приподнимает уголки губ.
Кухня — самое правильное решение: ее трясет, причем не столько внешне, сколько внутренне. Впрочем, Вику тоже не помешает успокоиться. Заодно разузнает, что случилось: не каждый день звонят и просят съесть.
Левая рука у Арины в гипсе — как раньше не заметил? И где умудрилась сломать: ладно зимой, когда скользко, но сейчас?.. Поэтому Вик охотно помогает: достает кружки и ставит воду, пока Арина засыпает в заварочный чайник мяту, малину, зеленый чай, имбирь… Лютый тоже предпочитает рассыпной, в офисе у него есть и чайничек, и несколько пачек чая. А Вику лень возиться, да и разницу во вкусе он вряд ли почувствует.
Чувствует ли эту разницу тусклая Арина? Имбирь, малину, мяту — чувствует? Или заваривает по привычке, для гостя?..
Арина оставляет чай настаиваться, садится на соседнюю табуретку, и Вик кивает:
— Рассказывай, как дошла до жизни такой.
— Такой — это какой?
— Когда звонишь и просишь тебя сожрать. Или думаешь, я каждый день такие просьбы слышу?
Арина пожимает плечами: мол, какое мне дело до других? Может, для нее это правда не первый раз, просто все прошлые заказы уходили другим точкам? А чего ж трясется?
Словно оттягивая момент признания, Арина разливает по кружкам заварку, добавляет кипятка, рассматривает кружащиеся чаинки. Вик, теряя терпение, барабанит пальцами по столу — и тогда она заглядывает в глаза:
— До жизни такой… А я хоть день жила?
Вик всматривается с интересом: не жила, значит? А Арина, потупившись, вздыхает:
— Моя мама, ну… зря меня родила, в общем. Когда с нами папа жил, все более-менее было; хотя она и тогда капала на мозги: почему ты не мальчик, лучше была бы мальчиком! А уж когда папа ушел… Она начала пить: сначала по вечерам, потом могла весь день… И твердила, что это я во всем виновата.
Девочка кое-как вырвалась из неблагополучной семьи, понятно. Только Вик бы на ее месте радовался — а почему она радоваться не может? Почему попросила сожрать?
— К нам бабушка переехала, мама вроде успокоилась. А потом ее сократили, и всё по новой. Мы бабушкину квартиру сдавали, так мама эти деньги пропивала и орала, что я не работаю. «Я тебя зачем растила? Чтоб ты на шее сидела?» — Арина прикрывает глаза и усмехается: — А я в школе училась, в девятом классе. Будто было время работать.
Сделав глоток чая, Вик подмечает: дрожи в ней становится меньше. Может, расскажет все