Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто такие куриные птицы?
К семейству куриных, кроме домашних кур, относятся характерные обитатели лесов, степей, гор — глухари, тетерева, куропатки. У фазанов и павлинов самцы невероятно ярко раскрашены. Эти птицы не очень хорошо летают, зато у них крепкие лапы для быстрого бега и рытья земли. Они питаются семенами, почками, разными насекомыми, червями. Куры, цесарки, павлины одомашнены, многие виды — объекты охоты.
Что это за фокус?
У многих птиц, гнездящихся на земле, — тетеревов, уток, жаворонков — самка использует особый приём, чтобы отвести хищника от гнезда или от притаившихся птенцов. Она притворяется раненой и начинает крутится на виду у зверя, чтобы привлечь его внимание. Когда хищник кидается за «раненой» птицей, та отбегает на какое-то расстояние, прихрамывая и волоча крыльями по земле, — а потом спокойно улетает прочь.
Разве может человек свистеть, как тетерев?
При охоте на птиц есть два основных приёма. Один — когда охотник с собакой активно ищет добычу. Другой — когда охотник затаивается и пытается приманить к себе добычу. Приманивает он, подражая голосу птицы, на которую охотится. Особые мастера сами умеют подражать — крякают как утки, свистят как рябчики. Но чаще используются специальные манки, настроенные на определённые птичьи голоса.
Манок
Неужели тетерева умеют считать?
Птицы не умеют считать. Самка, когда собирает своих птенцов, не считает их, а слушает, где и как они попискивают. Потерявшийся или отставший птенец начинает громко и тревожно пищать — и самка громко откликается, чтобы позвать птенчика. Если никаких тревожных криков не доносится, самка решает, что всё потомство в сборе, и успокаивается.
Почему свист одурачил тетеревиху с выводком?
Если птенец не бежит на зов матери и не прекращает тревожно пищать, тетёрка решает, что тот где-то застрял и не может выбраться самостоятельно. Тогда она со всем выводком направляется в то место, откуда доносится тревожный писк. Таким образом можно обмануть птицу и приманить её поближе, чтобы подсмотреть какие-то секреты семейной жизни тетёрки и её потомства.
Предательская колбаса
Ярик очень подружился с молодым Рябчиком и целый день с ним играл. Так, в игре, он провёл неделю, а потом я переехал с ним из этого города в пустынный домик в лесу, в шести верстах от Рябчика. Не успел я устроиться и как следует осмотреться на новом месте, как вдруг у меня пропадает Ярик. Весь день я искал его, всю ночь не спал, каждый час выходил на терраску и свистел. Утром, только собрался было идти в город, в милицию, являются мои дети с Яриком: он, оказалось, был в гостях у Рябчика. Я ничего не имею против дружбы собак, но нельзя же допустить, чтобы Ярик без разрешения оставлял службу у меня!
— Так не годится, — сказал я строгим голосом. — Это, брат, не служба. А кроме того, ты ушёл без намордника, значит, каждый встречный имеет право тебя застрелить. Безобразный ты пёс!
Я всё высказал суровым голосом, и он выслушал меня, лёжа на траве, виноватый, смущённый, не Ярик — золотистый гордый ирландец, а какая-то рыжая, ничтожная, сплющенная черепаха.
— Не будешь больше ходить к Рябчику? — спросил я более добрым голосом.
Он прыгнул ко мне на грудь. Это у него значило: «Никогда не буду, добрый хозяин».
— Перестань лапиться! — сказал я строго.
И простил.
Он покатался в траве, встряхнулся и стал обыкновенным хорошим Яриком.
Мы жили в дружбе недолго, всего только неделю, а потом он снова куда-то исчез. Вскоре дети, зная, как я тревожусь о нём, привели беглеца: он опять сделал Рябчику незаконный визит. В этот раз я не стал с ним разговаривать и отправил в тёмный подвал, а детей просил, чтобы в следующий раз они только известили меня, но не приводили и не давали там ему пищи. Мне хотелось, чтобы он вернулся по доброй воле.
В тёмном подвале путешественник пробыл у меня сутки. Потом, как обыкновенно, я серьёзно поговорил с ним и простил. Наказание подвалом подействовало только на две недели. Дети прибежали ко мне из города:
— Ярик у нас!
— Так ничего же ему не давайте, — велел я. — Пусть проголодается и придёт сам, а я подготовлю ему хорошую встречу.
Прошёл день. Наступила ночь. Я зажёг лампу, сел на диван, стал читать книгу. Налетело на огонь множество бабочек, жуков, всё это стало кружиться возле лампы, валиться на книгу, на шею, путаться в волосах. Но закрыть дверь на террасу было нельзя, потому что это был единственный вход, через который мог явиться ожидаемый Ярик. Я, впрочем, не обращал внимания на бабочек и жуков, книга была увлекательной, и шёлковый ветерок, долетая из леса, приятно шумел. Я и читал и слушал музыку леса.
Но вдруг мне что-то показалось в уголку глаза. Я быстро поднял голову, и это исчезло. Теперь я стал прилаживаться так читать, чтобы, не поднимая головы, можно было наблюдать порог. Вскоре там показалось нечто рыжее, стало красться в обход стола, и, я думаю, мышь слышней пробежала бы, чем как это большое подползало под диван. Только знакомое неровное дыхание подсказало мне, что Ярик был под диваном и лежал как раз подо мной. Некоторое время я читаю и жду, но терпения у меня хватило ненадолго. Встаю, выхожу на террасу и начинаю звать Ярика строгим голосом и ласковым, громко и тихо, свистать и даже трубить. Так уверил я лежащего под диваном, что ничего не знаю о его возвращении. Потом я закрыл дверь от бабочек и говорю вслух:
— Верно, Ярик уже не придёт, пора ужинать.
Слово «ужинать» Ярик знает отлично. Но мне показалось, что после моих слов под диваном прекратилось даже дыхание.
В моем охотничьем столе лежит запас копченой колбасы, которая чем больше сохнет, тем становится вкуснее. Я очень люблю сухую охотничью колбасу и всегда ем ее вместе с Яриком. Бывало, мне довольно только ящиком шевельнуть, чтобы Ярик, спящий