– В момент гибели Елены его не было дома, – вспомнила я. – Сказал, что ходил в магазин вернуть долг. Я проверю.

– Проверь, – разрешил Кирьянов. – Значит, вы с ним потом пошли в квартиру Елены Соломко?

– Пошли.

Я подробно описала ему все, что обнаружила на кухне Елены. Наличие воды на кухонном полу в доме жертвы его нисколько не смутило.

– У меня жена, вон, когда торопится, все роняет! – вспомнил он. – И даже когда не торопится. Может нести вазу с фруктами в комнату и по пути рассыпать половину по полу. Про чай даже не говорю. Да это сплошь и рядом случается.

– Ты свою драгоценную в расчет не бери, пожалуйста, – попросила я. – Тут другое. Ни о каком мытье окон речи не было. Горелов сказал, что Елена до ужаса боялась высоты и мыла окна крайне редко. Ну вот такая фобия у человека, прекрасно ее понимаю. Кроме того, мне удалось поболтать кое с кем. Женщина из соседнего дома в момент падения Елены возвращалась с прогулки. Она заметила странную вещь: похоже было, что Елену вытолкнули насильно. Об этом говорит положение тела за секунду до падения, а еще моя свидетельница запомнила, что Елена была на кухне не одна. Она с кем-то разговаривала. Этого человека не было видно, но Елена явно общалась с ним на повышенных тонах.

Кирьянов слушал меня очень внимательно.

– Офигеть, – пробормотал он. – А со стороны выглядит как неосторожность, приведшая к летальному исходу.

– Я обнаружила в доме черный ход. Он заброшен, это подтвердили местные. Осмотрела его. Так вот, им недавно пользовались. Я забрала материал из скважины, но просто уверена, что это машинное масло. Замок недавно вернули к жизни. Возьмешь мазок на экспертизу?

– Покажи, – потребовал он.

Я пошла на кухню, достала из морозилки пакетик, извлекла ватную палочку со следами смазки и отнесла Кирьянову. Он потянул носом воздух, покрутил палочку перед глазами.

– Машинное масло, и никакой экспертизы не нужно. Думаешь, это как-то связано с жертвой?

– Вполне вероятно, что замок смазал убийца. И воспользовался он черным ходом потому, что не хотел, чтобы его видели.

– Значит, кто-то свой. Тот, которого могут запомнить соседи и после опознать, – решил Кирьянов.

– Не знаю, не знаю, – не согласилась я. – Чужого тоже могу запомнить.

– Чужого легче вычислить, – согласился Киря. – Но, с другой стороны, его труднее поймать. Хотя все это пока что мысли, не более.

– Этого человека тоже видели?

– Да ладно. Кто?

– Дочь той самой женщины, которая гуляла с собакой. Но девочка совсем маленькая, не смогла его описать. Был замечен выбегающим через черный ход, который до сегодняшнего дня считался забытым. И случилось это сразу же после того, как Елена выпала из окна.

– Ты точно все проверила?

– Показания свидетелей, Вов. «Провисов» нет.

– Значит, такая картина у нас вырисовывается: в момент трагедии жертва находилась дома не одна. Кто-то, с кем она успела пообщаться, с вероятностью в девяносто девять процентов выбрасывает ее с высоты пятого этажа, а потом спешно покидает место преступления через черный ход, который он заранее подготовил для отступления, как то: смазал замок.

После этой тирады Кирьянов умолк. Но у меня было еще кое-что.

– Он знал, что Елена будет дома одна. Ее дочь Вика отсутствовала. Сначала была у меня, а потом отправилась к своему психиатру Нине Тимофеевне Грузанковой, вместе с которой и вернулась домой почти сразу же после того, как потеряла мать.

– Убийственно интересно, – заметил Кирьянов. – Осталось найти мотив. Ну, и убийцу заодно.

– Председатель дома Горелов угостил меня телефоном подруги Елены Соломко. Думаю подкатить к ней, – сказала я. – Может быть, она прояснит ситуацию.

– Давай, давай.

– А у вас что по этому делу?

– А ничего, – вздохнул Кирьянов. – Тело в морге. Экспертиза еще не готова. В квартиру пострадавшей идти смысла нет – несчастный случай налицо. Думаю, дело будет закрыто.

– Поняла. Я должна распутать клубочек и принести тебе все улики?

– Если соберешь этот клубок, – сказал Кирьянов. – И я на связи, если помнишь. Чем могу. Как всегда. Пошел я, Тань. Башка трещит ужасно.

Моя головная боль тоже никуда не делась. Взглянула я на Ленкин суп, махнула рукой и легла спать. 

* * *

Юлия Ветрова сразу ответила на мой звонок. И без лишних вопросов согласилась поговорить. Договорились встретиться у нее дома.

Юлия оказалась невысокой полненькой женщиной. В доме вкусно пахло карамелью. Оказалось, что Юля недавно вынула из духовки бисквит.

– Я это для Вики делаю, – объяснила она, когда мы расположились в комнате. – В больницу отвезу. Егор сказал, что она дома вряд ли скоро появится.

– Вы от Горелова о смерти Елены узнали?

Юлия кивнула.

– Я не из тех, кто чуть что падает в обморок. Наоборот, собираюсь в кулак. Вот и вчера. Нет, не слушайте. Вру. Вчера я после этой новости в кулак собраться не смогла. Сидела и в одну точку смотрела. А потом подумала, что к Вике, получается, никто не придет. Мы с Еленой со школы дружим. У Вики же нет отца, бабушек или дедушек. Она меня знала как мамину подругу, называла по имени и на «ты». И я ее любила. Значит, я осталась у Вики одна.

Я увидела на стене фотопортрет, сделанный, очевидно, в какой-нибудь фотостудии. Фотомодели расположились в три «этажа». Сверху я увидела лицо смеющейся Вики. Здесь она была совсем подростком. Под ним находилось лицо Юлии, а внизу в объектив улыбалась та самая «француженка», изображение которой я обнаружила вчера в комнате Елены.

Юлия проследила за моим взглядом.

– Да, это мы, – едва слышно сказала она. – Десять лет назад или около того ездили к морю, набрели на фотоателье, заказали портрет на память, но мастер сделал только один экземпляр. Елена отдала его мне. А я и отказываться не стала. Мои любимые девчонки всегда будут со мной… Чайку?

– Нет, благодарю.

– А я выпью.

Она ушла на кухню. Я же подошла к портрету вплотную.

Вику я увидела уже взрослой девушкой, и только теперь можно было увидеть, как сильно они с Еленой похожи. Старшая же Соломко при жизни была нереальной красавицей.

Сколько ей на фото, интересно? Лет тридцать с небольшим? Наверняка не растратила свой шарм и в наши дни. Породистое лицо, темные глаза, слегка удлиненное лицо. Умело наложенный макияж, ничего лишнего. Все та же короткая стрижка с длинной челкой на каштановых волосах. И немного усталый взгляд. Впрочем, как и улыбка. Не вымученная, но напряженная.

Юлия вернулась с чашкой в руке. Мы устроились на диване.

– Документы смотреть будете? – спросила я.