появился без предупреждения, но его улыбка невероятно заразительна, и слова покидают меня.

Он опускает голову и наклоняется ко мне, затем останавливается.

– Нам лучше не делать этого, верно? – шепчет он.

– Я чувствую взгляд бабушки.

– Через кирпичную стену?

– Ты не знаешь ее. Готова поспорить, у нее лазерное зрение.

Он усмехается:

– Значит, супергеройский ген – это у тебя семейное, да?

Сейчас в моих чувствах к Сэму есть что-то другое. Все еще чудесное, но более… нормальное. Мои эмоции не кажутся такими сильными, и я вижу не только Сэма, но и весь мир вокруг.

Затем я вспоминаю, что все еще одета в спортивную одежду, и теперь мне хочется исчезнуть.

– Так что ты здесь делаешь?

– Хотел вернуть книгу. – Он протягивает роман Данте Валгейта. – И я надеялся увидеть твои книжные полки.

Ладно, это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышала.

– Прости, что пришел без приглашения. Я просто проезжал мимо, – говорит он, а затем замечает фотографии на камине позади меня.

Он подходит к полке и берет снимок мамы – единственный, который у нас есть. Это фото на выпускном в старшей школе, на ней белая рубашка на пуговицах, каскад волнистых темных волос рассыпается по плечам, а на губах улыбка, которая выглядит так, словно она хранит какой-то секрет.

Или даже много: в конце концов, она из рода Анхелес.

– Это твоя мама?

– Да. Она умерла, когда я была маленькой.

У меня возникает непреодолимое желание вырвать снимок у него из рук и положить обратно на место. Какая-то часть меня действительно не хочет, чтобы он прикасался к нему.

– У меня нет ни одной фотографии мамы. Она оставила мне только это. – Он закатывает рукав и указывает на наручные часы с кожаным ремешком и перламутровым циферблатом. Они выглядят старинными.

– Что она оставила Роне?

Надеюсь, ничего.

– У нас разные матери, – отвечает он. – У тебя есть что-нибудь на память о маме? Как семейная реликвия?

– Ты держишь ее в руках.

– Это? Фотография?

Я киваю, боясь, что голос сорвется, если заговорю.

Он снова смотрит на снимок.

– Ты похожа на нее.

– Ты так думаешь?

Я смотрю на фото, на дымку латиноамериканского очарования, на уверенный наклон ее головы. Раньше я молилась, чтобы походить на нее, когда вырасту; чтобы, когда посмотрю в зеркало, я увидела часть ее, смотрящую в ответ, как будто она все еще здесь.

Я наконец забираю у него фотографию.

– Я этого не вижу, – говорю я и убираю рамку обратно на каминную полку.

– Что с ней случилось, Мика?

Несмотря на то что это я должна задавать ему вопросы, я чувствую, как мое сердце смягчается. Я хочу поговорить о маме. Рассказывая о ней, я чувствую, что она больше похожа на воспоминание, а не на сон.

– Я не знаю. Мне было почти два года, мы жили в Пуэрто-Рико. Произошел несчастный случай, наверное. Наверное, все было плохо, потому что абуэла не хочет говорить об этом.

– Тогда и ушел твой отец?

Я просто киваю, чувствуя, как невыплаканные слезы поднимаются на поверхность.

– Прости. Я не хотел тебя расстраивать. – Он берет меня за руку.

– Все нормально. Я пережила это, – отвечаю я, хотя мы оба знаем, что эти слова очень далеки от правды.

Он приподнимает мою голову.

– Я просто хотел узнать больше о тебе.

Вот он. Идеальный момент, чтобы выведать у него правду.

– Сэм, с тех пор, как вы с Роной появились в городе, тут стали происходить странные вещи.

Он делает шаг ко мне.

– Правда? И какие?

Внезапно в комнате становится жарко, словно кто-то зажег камин. Он делает еще один шаг. Теперь мы находимся всего в дюйме друг от друга.

Я начинаю терять ход мыслей, но ухитряюсь произнести:

– Откуда ты?

– С юга, – отвечает он, наклоняя голову совсем немного, и…

Раздаются три резких стука в окно.

Я отпрыгиваю и вижу абуэлу, которая, прижав руки к лицу, пытается заглянуть в дом.

– Я лучше пойду, – говорит Сэм так, словно это последнее, что он хочет сделать.

Жар уходит вместе с ним, уступая место прохладному ветерку. Черт, если бы его температура была намного выше моей, то он бы наверняка выглядел потным, но он всегда абсолютно невозмутимый.

Я чувствую легкий озноб и потираю руки, когда выхожу за ним на улицу. В ту секунду, когда я ступаю на каменное крыльцо, бабушка чуть ли не набрасывается на меня:

– Итак? Кто этот новый «друг»?

Я слегка откашливаюсь:

– Абуэла, это мой друг Сэм. Сэм, это моя бабушка.

– Для меня честь познакомиться с вами, донья, – говорит он.

Она изучает его, как делает это с гнилыми овощами, которые собирается выбросить в компост: с равной долей недоверия и раздражения.

Наконец она переводит взгляд с Сэма на меня.

– Мигуэла, мне нужна твоя помощь с лестницей. – Абуэла указывает в сторону дома.

– О, сеньора, позвольте мне помочь вам. – Сэм подходит к ней.

– Нет.

Сэм замирает. Она использовала тот самый тон, который мог бы заставить часы остановиться от страха – столько в нем угрозы.

– Мы с Мигуэлой прекрасно справимся сами. Спасибо.

Последнее слово – не столько выражение благодарности, сколько попытка прогнать его, и он понимает намек.

– Что ж, приятно было познакомится с вами, сеньора Анхелес.

Абуэла лишь кивает, затем натягивает садовые перчатки.

Сэм быстро подходит ко мне, и я иду за ним по дорожке.

– Прости. У нее… плохой день.

Я слышу, как бабушка слегка кашляет. Когда я оборачиваюсь, она стоит на верхней ступеньке лестницы, хватает пригоршню мокрых листьев и с отвращением бросает их на землю.

Однако Сэма эта ситуация будто нисколько не задела.

– Не переживай. Эй, кстати, ты все еще наказана?

– Нет, а что?

– Отлично! Ты свободна завтра утром в одиннадцать?

Еще одна куча мокрых листьев падает на землю с влажным стуком. Абуэла кричит:

– Мигуэла, у нас во второй половине дня ежемесячная поездка в «Костко»[18] . Мы должны выехать к двум часам, чтобы успеть домой засветло.

– Я верну ее к двум часам, донья Анхелес, обещаю, – заверяет Сэм, но в ответ получает лишь раздраженное фырканье.

– Не обращай на нее внимания, – говорю я.

В ее грубости есть что-то такое, что заставляет меня защищать Сэма, хотя я сама отношусь к нему с подозрением. Меня тянет в двух совершенно разных направлениях одновременно, и это действительно ужасно. Единственное, что я могу придумать, – это воспользоваться возможностью узнать о нем побольше.

– Так, и что будет в субботу в одиннадцать? – меняю я тему.

– Сюрприз. Ты согласна?

– Да.

– Отлично, я заеду за тобой