что хуже нелепого разговора только напряженное молчание.

— Обиделся? — ну, Лекса, так Лекса. Нравятся его мамуле бабские имена, я усекла. — Чего молчаливый какой?

— Я не молчаливый, — он зло поглазел по сторонам и нагло уставился на меня. — Это вы болтливая.

Ах так? Я срочно беру все свои слова обратно! Твоя голова нуждается в сотрясении!

— И пять, и шесть. И семь, и восемь. Закончили.

Наконец, можно было отодвинуться и вздохнуть полной грудью.

Я неуклюже отшатнулась из пригретых рук. В глазах продолжало кружиться. Что у нас дальше?

— Из этих двух частей и состоит весь танец. Давайте повторим ещё пару раз, а затем потренируемся под музыку, — мельком я посмотрела на Иришку, пытаясь сосредоточиться на чём-то одном, и всё же резко вернулась к ней взглядом, обдумывая услышанное.

Так, а переходы-то где? Что за дела?

До конца репетиции танцевать с Кудрявой Башкой?.. Непонятно, расстроилась я или обрадовалась, но нужно было поставить его на место.

— Ты не забывай, с кем разговариваешь. Маска тебе голову-то не стянула?

Если что, вопрос не требовал ответа.

Вскинув подбородком, парень уставился в пол. Сколько же в нём уживалось гордыни! Не глядя мне в глаза, снова подал руку, и мы приготовились дать несколько кругов под Иришкин счёт.

На самом-то деле, он не был воспитан так плохо, как я себе представляла. Лекса довольно вежливо поступил, увидев, что я растерялась из-за отсутствия партнера. Это невольно заставляло меня смягчиться.

— Подожди-ка… — мы вновь вступили, и его лицо находилось теперь довольно близко. Я с подозрением сощурилась. — У тебя что… Накрашены ресницы?

— Три, четыре… — Лекса оказался за спиной.

— Нет, — сухо прохрипел он мне на ухо.

Это было бы странно, мальчик!

— Пять, шесть. И семь, восемь, — обернувшись, я тут же пристально уставилась в его глаза.

Присмотрелась получше. Да нет же! Они накрашены! Или… Или нет?

— Хватит вам пялиться!

Лицо вспыхнуло, я уже знала, что от стыда, и вся сжалась, чтобы чувствовать меньше давление его тела. Он прав, об этом очередном незначительном недостатке, пожалуй, можно было умолчать… Или вопиющем? Или это вообще достоинство? Какая, блин, разница, какие у студента ресницы? Да я сама была не прочь иметь такие…

Нас снова настиг вальсовый шаг. Я чуть приподнялась на носочки, чтобы удобнее мельтешить вдогонку широким мужским шагам.

— Смотрите не на мои ресницы, а под ноги. А то оттопчите ботинки.

Его голосом это звучало, как серьезная угроза. Мне стоило прислушаться. — Ладно… — и всё-таки было в Лексе что-то странное, притягивающее взгляд. Патология какая-то! Я неловко откашлялась, позволяя крутить собой в танце. — Но не переживай так, я не ведьма, чтобы сглазить. Не отвалятся.

— Я не за это переживаю.

Он надолго замолчал, вынуждая, наконец, задать ему встречный вопрос. В ожидании я даже снова заглянула в его хитроватые глаза, но потом одумалась и отвернулась.

— И за что же?

— Влюбитесь в меня — будут проблемы.

Дыхание перехватило. Я подавилась воздухом, словно ядом, и ощутила, как в теле обосновалась предательская дрожь. Ноги меня больше не держали, но этим легко занимался Лекса.

Ну и Кудрявая же у тебя Башка, пустоголовая!

— Не находишь дерзостью говорить такое преподавателю? — дело было даже не в том, кем я ему приходилась.

Мог ли он слышать от студентов сплетни обо мне и Лёне? И если да…

Муратов Лекса, ты очень жестокий парень.

— Отношусь к вам ровным счетом также, как и вы ко мне.

Сурово.

Я не могла и подумать, что такую душевную пытку может устроить незнакомец… Наверное, я тоже больно кусалась. Задела за живое.

А может, он обычный, недовоспитанный нарцисс.

Мне не сразу удалось собраться с мыслями.

— Между нами должна быть субординация, — с трудом выдохнув, я обнаружила, что мы вернулись на исходную позицию.

Непослушное тело занывало от плохого предчувствия. Лекса взял меня за руку, сбивчиво осмотрев, и взгляд его на мгновение от чего-то стал игривый и даже мягкий. Но мне уже было плевать.

— Ну ничего… Я помогу тебе понять, что это такое. Субординации нужно научиться в университете, а то потом действительно не оберёшься проблем, — равнодушно пожав плечами, я передала ему всю ответственность за танец, совершенно не замечая, куда теперь парень нас направляет.

Моя речь, вообще-то, была лишена издевки.

— И как же вы мне поможете в этом вопросе? Если обсуждаете мои ресницы? Имя?

Ну держись, сучонок!..

— Да легко, Лекса, — я впервые непринужденно обратилась к нему по имени, от чего брови парня заинтригованно выглянули из-под маски. — Ещё раз переступишь со мной черту, и будешь писать в деканате заявление на отчисление. Ты знаешь, в каких отношениях я с ректоратом?

Он безропотно промолчал.

— Один звонок и ты не числишься, — или десять звонков. Но ему об этом знать не обязательно.

— Чтобы отчислить, нужен повод. У меня нет долгов.

Мы успевали переговариваться из-за спины.

— Значит, будут. На каком факультете ты учишься?

Ожидаемо… Он снова молчал.

— Окей. Я справлюсь и без наводок.

— С вами опасно быть самим собой.

Я востро взглянула на него, повернувшись на вальсовый шаг.

Ну, если «самим собой» значит для тебя быть хамоватым уродцем в женских шмотках и мужским басом, то в моем присутствии притворяйся нормальным человеком! Переоденься и молчи!

Мне показалось, что я слегка разочаровалась. Как это возможно, если ждать от Кудрявой Тупой Башки красивых жестов не приходилось? Сделал человек один раз доброе дело и тут же отсыпал побольше хамства.

Угощайтесь, Виолетта Сергеевна! Гадости без соли! Чтобы приправить — поплачьте!

Пока мысленно отшучивалась и зализывала вскрывшиеся раны, я ослушалась. Всё же посмотрела в его обиженные расстроенные глаза, а он и не скрывая недовольства, кисло поморщился, продолжая крепко придерживать меня за талию.

Значит, я тоже попала в яблочко! Ресницы ни при чем, а вот имя? Ну и отчисление, конечно. Ох!

Приятно…

— А теперь всё то же самое! Но бодрее и под музыку!

Глава 9 «Неуловимый»

Проводка в актовом зале совсем прохудилась. Иришка выключила свет в потном и ещё тёплом зале, которому предстояло остыть за грядущую ночь. Люстры некоторое время слабо горели после щелчка переключателя, но всё же испустили последний дух. Сверчки?

Электрика гудит…

Я не удержалась от сладкого зевка в кромешной темноте. Ноги ныли, но чувство было… Приятное.

— Ну чего ты копаешься? Пошли быстрее.

— Щас, Виолетт, где ключи-то?.. — окна здесь были заколочены и выстланы затемняющей тканью.

С трудом верилось, что каких-то пять минут назад на паркете выплясывало сборище бальников.

Мы закрыли металлическую дверь, отдали ключи уставшему