Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда за ним закрылась дверь, я осталась стоять, придерживая решетку, потом все-таки села обратно на стул и, прижимая к себе учебники с тетрадями, просидела еще пару секунд, все еще не решаясь выйти к нему. Меня охватило какое-то странное ощущение, похожее на страх или на отторжение. И пока я сидела в этом немом ступоре, дверь кабинета вдруг резко открылась, и на пороге я увидела сотрудника, дежурившего в тот день в школе:
– Выходите, Вас уже все потеряли, – сказал он.
Я улыбнулась с облегчением и одновременно удивилась, ведь сотрудники практически никогда не сопровождали нас до учительской. Когда я вышла в коридор, то там никого, кроме сотрудника, не оказалось.
Этот парень продолжал приходить на занятия, но после того раза никогда не предлагал мне свою помощь, видимо, почувствовал мои опасения в его адрес. Через какое-то время я узнала, что он «сидел» по статьям изнасилования и грабежа.
Среди «красных» не все были насильниками и педофилами. Иногда осужденные оказывались в этом отряде совершенно по другим причинам.
В детстве во дворе обязательно бывают такие соседские мальчики, которые покатают тебя на качелях, угостят хлебом с маслом и сахаром, никогда не станут дергать за косички и даже смело защитят тебя от собак, при этом у них обязательно очень добрая и милая улыбка.
Было ощущение, что один из «красных» был в прошлом именно таким мальчиком. Он был среднего роста, немного худощавого телосложения, а еще он прекрасно рисовал и делал руками различные подвески из дерева и кости. Однажды на 8 марта он подарил всем учителям свои поделки из дерева с выжженными на них добрыми пожеланиями. А каждый праздник украшали его красивые плакаты. И все он рисовал обычной шариковой ручкой. Его природный талант никого не оставлял равнодушным. Сложись судьба по-другому, то, несомненно, его ожидало большое будущее.
Его историю жизни я узнала от его земляка, который был из «черных». Как он мне поведал, этот паренек был круглым сиротой, рос в интернате. Однажды, попав под влияние старших пацанов, совершил кражу, за что его сразу же отправили в тюрьму для малолеток, а там совершенно другие беспредельные «порядки».
Колония для малолетних всегда славилась и славится до сих пор своей беспринципной жесткостью. И так получилось, что с ним произошло там самое страшное, что может произойти с мальчиком – его изнасиловали, если выразиться тюремным сленгом – «опустили». Без причины, просто так, просто потому, что кому-то из этих малолетних бездушных преступников этого захотелось. С тех пор он находился в числе «опущенных», с ним рядом было нельзя есть или сидеть за одним столом, касаться его и так далее. Но при этом его художественный талант и просто человеческая натура не позволяли никому во взрослой колонии относиться к нему как ко всем «опущенным». Все придерживались правил, но при этом отношение к нему было несколько иное, чем к другим, таким же прокаженным из отряда «красных».
Через год после своего увольнения я видела его на Ысыахе. Рядом с ним сидела очень миловидная девушка на большом сроке беременности. Он нежно держал ее за руку, а она улыбалась ему и что-то очень оживленно рассказывала. Они выглядели очень счастливыми… Наверное, ему все-таки выпал шанс на другую жизнь.
От сумы и от тюрьмы
Я стояла и держала в своих руках кол для раскалывания льда, он весил почти как я, но мне было необходимо чем-то защищаться. Дверь веранды была сделана из тоненьких досок, а щеколда от резких подергиваний за дверью, предательски дрожа, прокручивалась по оси, медленно и верно открываясь, чтобы впустить этого дьявола в мой дом. Подруга, стоявшая сзади меня, держала в руках топор…
Весной 2001 года к нам по соседству переехала странная семейка. На первый взгляд, она выглядела вполне обычной, полноценной – состояла из отца, матери и трех маленьких дочурок. Поначалу их семейная жизнь никак не тревожила нашу, я играла вместе с этими детьми во дворе, хотя они были младше меня года на три-четыре, но я сразу с ними сдружилась, наверное, потому что с ними было очень легко и весело, они очаровали меня своей добротой и простотой.
Постепенно я поняла, что их семья живет не очень радужно – девочки часто ходили в непонятных обносках, а когда я делилась с ними своей заначкой в виде жвачки, батончиков, чупа-чупса и прочей белиберды, они искренне радовались и говорили, что им не часто покупают такие вкусняшки. Однажды мама предложила мне поделиться с ними вещами. Мы быстро перебрали мой гардероб и отдали им самые сносные, хорошие вещи, в которые я уже не влезала. Таким образом, мои юные подружки встретили свои выпускные вечера в детском саду и начальной школе в моих бальных платьях.
Как оказалось, их отец нигде не работал, и совсем недавно освободился из мест не столь отдаленных, а мама подрабатывала уборщицей в школе. В те времена содержать на таких условиях семью, конечно, было очень сложно.
Дом у нас был старый, в советское время в нем располагались парикмахерская и фотостудия. Жилым он стал позже, по решению местного муниципалитета, на одной половине жила зажиточная армянская семья, и там же у них был продуктовый магазин, а вторая половина дома разделялась на две квартиры – нашу и новых соседей. При разделении помещений этого дома на квартиры, прежние двери были заколочены обычным ДВП, потому слышимость в квартирах была «как в одной комнате». Мы слышали практически все, что происходило у соседей. Я даже смотрела сериал на цветном телевизоре армянской семьи через дыру в стене. А когда нас, соседских детей, запирали снаружи, мы с ними играли через щель, по которым проходили трубы отопления.
В скором времени мои подружки стали появляться дома все реже, как и их мама. Стало ясно, что они развелись и разъехались. Но отец по этому поводу особо не горевал, к нему стали часто приходить друзья, собираться большие компании, не давая нам спать ночами – они могли включать посреди ночи на полную громкость музыку, вперемешку громко ругаться матом, смеяться ором, а иногда были слышны звуки драк и очень страстных ночей. Наши переговоры с ним никогда не венчались успехом, он лишь
