Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После он стал часто заглядывать ко мне, иногда чтобы просто поздороваться, иногда поговорить о том, о сем. Как-то постепенно он стал все более раскрываться, через пару месяцев общения он заходил в мой класс уже как к себе домой. Иногда садился за последнюю парту и засыпал. Наглостью я это назвать не могла, так как его поведение никогда не было каким-то настораживающим или грубым.
Ему было не больше двадцати двух лет, по его рассказам, вырос он в обычной якутской семье. Мама, кажется, была даже учителем в школе, про отца ничего не рассказывал. Говорил, что в школе, еще на воле, закрутил роман с молодой учительницей, и что у него даже есть от нее ребенок. Внешне он был небольшого роста, смуглым, с широкими чертами лица, передние зубы отсутствовали, но это ему совершенно не мешало улыбаться во весь рот. Не знаю почему, но то ли оттого, что на моих уроках литературы мы могли обсуждать самые различные вопросы и находить на них ответы, то ли оттого, что я всегда была открыта к обсуждению любых тем, он стал видеть во мне человека, который разбирается во многих вопросах и темах. Однажды он завалился в мой кабинет с вопросом о значении свастики. Я рассказала, что на самом деле это очень древний символ удачи, означает движение жизни и приносит своему обладателю удачу и благополучие, затронула тему о несправедливом отношении к нему и неправильном восприятии его значения в обществе после войны с фашистами.
Спустя пару дней он пришел ко мне похвастаться своей татуировкой. Он радостно распахнул предо мной свою рубашку, и я увидела ее. Татуировка представляла собой свастику и располагалась на груди… Я, конечно, удивилась, но тут же меня покоробила мысль, не зря ли я рассказала о татуировке в таком контексте и, вообще, стоило ли посвящать его в эту тему. Почему-то сразу почувствовала, что ему придется отвечать за нее и засомневалась в его способности сделать это правильно. К этому времени я уже стала довольно четко понимать всю систему и иерархию жизни в этих местах лишения свободы.
Мои опасения были не напрасными. Спустя некоторое время его заставили избавиться от нее. Для этого существуют два выхода: прижечь заживо или набить сверху. Кажется, он набил сверху.
Через год или полтора он освободился. Как и бывает всегда, даже по освобождении, бывший заключенный продолжает свою связь с колонией, привозит продукты, решает важные вопросы «на воле» и тому подобное. Тот путь мне уже не так знаком. Знаю об этом немного по слухам и рассказам очевидцев. Полностью прекратить связь с тюремной семьей после освобождения не так уж и реально. А если есть еще и долги, то, будь добр, делай все по совести.
И он тоже не отличился в этом. Привозил продукты, раз в три месяца мы его встречали за воротами. В гражданской одежде – джинсах и толстовке, он выглядел совсем как обычный студент или просто молодой человек, совершенно не отличающийся от тех, которых мы каждый день встречаем на улице или сидим по соседству в автобусах, кинотеатрах и кафе.
Однажды весной он так же поехал в сторону колонии на машине, полной провизии и его заядлых дружков, среди которых, по-моему, был даже один несовершеннолетний. И на трассе, практически при въезде в поселок, их машина попала в ужасную автокатастрофу, о которой писали во многих газетах и сводках происшествий. Эта авария унесла жизни всех пассажиров автомобиля… кроме жизни этого парня. Он остался жив. И не верь после этого в мистику…
ПИШИ
Лет до двенадцати я никак не могла понять значения словосочетания «плакать от счастья». Да разве можно плакать от счастья? Счастье ведь не может дружить со слезами, которые являются явными признаками душевных страданий, несчастий, горя и всех разновидностей боли.
Осенью к нам в шестой класс пришел новенький. Его посадили сразу ко мне за парту. За всю первую четверть, что сидели рядом, мы ни разу словечком не обмолвились. Наше общение сводилось лишь к немой передаче книг и тетрадей с задних парт и обратно, а иногда, когда кто-то из нас забывал дома учебник, мы на том же немом диалекте каким-то образом договаривались пользоваться одним. Его молчаливость и немая доброта на фоне грубых и болтливых одноклассников очаровали меня с первого же дня. А замечая его смущение при каждом моем взгляде на него, я чувствовала, как тепло в моем сердце растекалось еще с большей силой. Он казался мне совершенно иным, красивым, умным, неприступным и благородным, как настоящий принц из сказок.
Так и прошло целых два месяца. После осенних каникул я была ошарашена новостью, что нас рассаживают. Теперь я могла наблюдать за ним только через целый ряд. На уроках моим любимым занятием стало любование им, за что мне пару раз влетало от учителей. А он все так и сидел, как прежде, – молча и по-детски смущаясь от моего взгляда, такой же неприступный и загадочный. Но иногда наши взгляды пересекались, и мое юное сердце начинало стучать с бешеной скоростью, а внутри появлялось сладкое чувство чарующего волнения и рассеянности, будто я выпила сладкого теплого чая, а щечки мои при этом покрывались горячим красным румянцем.
Однажды я все-таки не выдержала и решилась ему признаться в своих чувствах. Выбрала День всех влюбленных – 14 февраля. Для этого я вырвала из альбома рисования страницу и красной шариковой ручкой огромными жирными буквами написала «I LOVE YOU» и пририсовала сверху каменное сердце с выделенным боком, чем-то напоминающий надгробный камень. До сих пор не могу понять, откуда я взяла такую идею для стилистики своего письма. Имя писать не стала, решила остаться анонимом. Во время перемены с дрожащими от волнения руками положила свое послание ему под учебник математики и быстро ретировалась на свое место.
Прозвенел звонок, и в класс начали забегать одноклассники, спустя некоторое время на пороге нарисовалась его фигура и последовала к своей парте, с каждым его шагом к месту «Х» сердце мое начинало колотиться с бешеной скоростью, на лбу предательски выступила испарина. К учебнику он не потянулся, нагнулся под парту и достал
