— В маленькой гостиной храпит Геннадий. В большой спит домработница Балабановой. Где Юрий?

Я развела руками.

— Где-то в доме.

Александр Михайлович стукнул кулаком по столу.

— Он в детской! У Маши!

Мне стало смешно.

— Манюня давно взрослая. Вполне естественно, что у нее появился любимый человек. И слава богу! А то я уже волноваться начала, как бы она не посвятила свою жизнь собакам-кошкам-хомячкам.

Дегтярев задохнулся от возмущения.

— Ты не мать! Ехидна подколодная! Девочка еще маленькая!

— Подколодные бывают змеи, — поправила Маша, входя в столовую, — они под камнями прячутся. А ехидна — яйцекладущее млекопитающее, которое строит защитную нору. Поэтому мусик или змея подколодная, или ехидна норная.

— Вот только лекций по ботанике мне не хватало! — заревел полковник.

— По зоологии, — улыбнулась Маруська.

— Поумничай еще тут! — пошел в разнос толстяк. — Отвечай, где он спал?

Палец Дегтярева уткнулся в Юру, который стоял рядом с Манюней.

— В моей комнате, — пояснила Маша.

— Вот, вот, вот! — заорал Дегтярев. — Молодой человек! Я, как отец Марии… то есть я не биологический папа… я больше… я ее… я… да, я ее на горшок сажал… А ты пришел и в спальне моей девочки устроился? Без спроса? Немедленно выметайся отсюда, пока я тебя не посадил за растление!

Маша рассмеялась:

— Папа Дегтярев, не нервничай. Юра спросил. Меня. Я согласна.

— А я нет! — заорал полковник. — Не готов к тому, чтобы не пойми кто с моим ребенком в одной комнате спал! Дарья, где мой пистолет?

— В сейфе на работе, — хихикнула я. — Но в библиотеке на стене висит сабля, можешь ее взять.

— И возьму! — взвыл толстяк. — И порублю наглеца в капусту! Накрошу на салат! Пущу на фарш! На тефтели! На пюре!

Продолжая вопить, Дегтярев убежал. Маша расхохоталась.

— Юра, — защебетала я, — вы не бойтесь, Александр Михайлович очень хороший человек, добрый, отзывчивый. Сабля не настоящая, из картона, и если даже полковник ею человека ткнет, «оружие» мигом сломается. Дегтярев не на вас злится, просто он не может осознать, что Маша давно стала взрослой.

— Всем привет, — сказал, входя в комнату, Маневин. — Завтрак дадут?

— Несу кашу! — крикнула из кухни Ирка.

— Лучше дайте таблеток от головной боли, — простонал Геннадий, появляясь вслед за Феликсом. — Отвечайте, только честно, чем вы меня вчера напоили? Виски производства фермерского хозяйства «Рассвет над мглой»?

— Ты уже приехал веселый, икал, — объяснила я. — Между прочим, предложил Наташе руку и сердце. Затем упал на пол и захрапел.

— Кому предложил? — попятился Погодин. — Какой такой Наташе? Где я ее взял?

— Мусик, мы же не хотели ему про это рассказывать, — напомнила Манюня. — Но раз уж ты начала… Ты увидел у нас Кузнецову, обозвал ее котлетой и попросил руку с сердцем.

— Офигеть… — протянул Погодин. — Я это сделал?

— Да! — хором подтвердили все.

Все, кроме Ирки, которая воскликнула:

— Ой, а я-то ничего не видела! Сериал глядела, самое интересное пропустила…

— И что, она согласилась? — ужаснулся Погодин.

— Не успела, — хихикнула Маша, — ты заснул.

— Елки-палки, — простонал Гена.

— Тебе не следует пить, — сказал Феликс. — Где вчера назюзюкался?

— Я не принимал ни капли! — отрезал Погодин.

— Верится с трудом, — вздохнула я. — Трезвый человек не станет так себя вести.

— Я был у Нечаева на юбилее, — изменил показания Гена, — всего-то пару порций вискаря опрокинул. Наверное, алкоголь паленый был, вот меня и развезло. Точно фальшак.

— Всем привет! — заорал Игорь, появляясь на пороге. — А вот и я! А вот и Наташа! Вчера не удалось поговорить, но сегодня, надеюсь, все срастется. Вы завтракали? Я хочу омлета с беконом, колбасой, помидорами, зеленым горошком и сыром.

Мафи, до сих пор мирно спавшая на диване, подскочила, словно ее ужалила змея, и бросилась в привычное убежище — под стол.

— Налейте кофе в мои кружки, — командовал Гарик. — Ира! Раздай их всем!

Он открыл пакет, который держал в руках, и стал вынимать оттуда кружки с пробками.

— Ну и уродство, — фыркнула домработница. — Как этой дрянью пользоваться?

— Молча, — обозлился Игорь.

— Почему на них написано «Козел»? — не утихала Ирка. — Кружки только для мужиков? Значит, хозяйке и Манюне давать их нельзя.

— Где он? — заорал Дегтярев, влетая в столовую. — Где? Проведите, проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека!

— Вот уж не предполагал, что ты любишь стихи Сергея Есенина, — изумился Маневин.

— Чего? — не понял Дегтярев.

— Сейчас ты процитировал строки из поэмы «Пугачев», ее написал Есенин, — растолковал мой муж.

— При чем тут Пугачев? — опешил Александр Михайлович. — Его давно осудили и отправили к месту отбывания наказания.

Маневин сел за стол.

— Если память мне не изменяет, Пугачева казнили на Болотной площади в январе одна тысяча семьсот семьдесят пятого года. С одной стороны, ты прав, это не вчера случилось, но с другой — нет, в тюрьме после приговора он не сидел.

— Не пори чушь! — возмутился полковник. — Серийный маньяк Сергей Пугачев осужден к пожизненному…

— Я говорю о Емельяне, — уточнил Феликс, — о том, кто, выдавая себя за царя Петра Третьего, поднял восстание во времена царствования государыни императрицы Екатерины Второй.

— Про него я ничего не знаю, — махнул рукой Дегтярев, — не работал по его делу…

Я посмотрела на палку с розовыми перьями, которую полковник сжимал в кулаке.

— Зачем тебе метелка для сбора пыли? Вроде ты за саблей помчался.

— Она от стены не отдиралась, — неожиданно спокойно пояснил Александр Михайлович.

В ту же секунду раздался грохот.

— Ой, в библиотеке что-то упало! — всполошилась Ира и умчалась.

— Вы котлеты? — спросил Гена, глядя на молча стоявшую у буфета Наташу. — Да, котлеты? Вы — котлеты «Счастье в доме»?

— Дежавю, — хихикнула Маша.

— Да, я снималась в рекламе этих мясных изделий, — подтвердила гостья.

Погодин сделал шаг вперед.

— Я тебя нашел! Я тебя наконец-то нашел! Не верю своим глазам! Я нашел тебя!

Феликс дернул Погодина за плечо.

— Гена, тебе сейчас лучше выпить кофе! Не говори ничего более. Не надо.