— Подождите, подождите, подождите! — затвердила я. — Дайте мне сказать! Никакого общества реально нет. Сообщение о нем в прессе глупая шутка, и…

— Молчать! — взвизгнул голос в трубке. — С тебя пять миллионов рублей. Сутки на сбор денег. Потом позвоню, объясню, как их передать.

— Сожалею о смерти вашей сестры, но ни малейшего отношения к ней не имею, — ответила я. — Да, в Интернете есть сайт общества «Ведьмы Подмосковья», но его создали какие-то мошенники.

— Например, твой муж, — перебил меня брат покойной.

— Нет! — возразила я.

— Все! — вспылил шантажист. — Пять миллионов, и точка! Если завтра не получу денег, всем расскажу, чем профессор со своей бабой занимаются. Потом на мыло изойдешь, доказывая, что не верблюд. Маневин всех заграничных контрактов лишится, иностранные университеты преподов с подмоченной репутацией не держат. А мне нужно бабло на воспитание детей бедной моей сестры, которую вы убили.

Я положила замолчавшую трубку на стол, посидела мгновение в раздумьях. Потом снова схватилась за телефон и набрала номер, который помню наизусть.

— Привет, моя радость! — услышала я голос Семена Собачкина. — Сколько лет, сколько весен! Совсем ты нас забыла.

— Но мы не переживали, — донесся издалека голос Кузи[7]. — Ведь если Дашутка не беспокоит, значит, у нее полный о’кей по всем позициям. А вот когда она проявляется, то стопудово вляпалась в неприятность.

— Что на сей раз? — поинтересовался Собачкин.

— Вы очень заняты? — спросила я.

— Подъезжай, — милостиво разрешил Сеня.

— Если у тебя завалялась лишняя чурчхела, которую ты покупаешь на рынке у Светы, можешь привезти ее нам, — крикнул Кузя.

— Клянчить неприлично, — сделал ему замечание Семен. — Даша не дурочка, сама догадается, с чем ей к нам рулить.

— Буду через десять минут, — пообещала я и, радуясь тому, что приятели живут в соседнем поселке, помчалась в кладовку.

— О! Столько чурчхелы! — обрадовался Собачкин, впуская меня в дом. — Давненько мы ее не едали.

— Там еще рулет из сливы с грецкими орехами, — сообщила я, вручая ему пакет, — и вяленые персики, которые начинены не знаю чем, но очень вкусным.

— Судя по количеству даров, ты впендюрилась во что-то серьезное, — подал голос из комнаты Кузя. — Обычно ты притаскиваешь лишь коробочку пирожных.

— Неправда, — обиделась я, — не страдаю жадностью. Но ты прав, происходит нечто странное.

— Топай в кабинет, вещай без стеснения, — приказал Семен. — Пойду поставлю кофеек.

Я вошла в просторное помещение, где за длинным столом со множеством компьютеров сидел Кузя.

— Некрасиво так надолго пропадать, — упрекнул он меня.

— Не сердись, пожалуйста, — попросила я. — Между прочим, вы сами виноваты в этом. Знаю, что зарабатываете на жизнь добыванием информации, но с меня денег брать не хотите. А мне очень неудобно эксплуатировать друзей.

Кузя оттолкнулся руками от стола и выехал на стуле на середину комнаты.

— Друзей? Хорошее слово. Ты нас таковыми считаешь?

— Конечно, именно друзьями считаю, — удивленно ответила я. — Вы ведь всегда приходите мне на помощь.

Кузя потянулся и продолжил упреки:

— К друзьям иногда приезжают просто так, без повода. Привозят им от чистого сердца пирожные, интересуются, как у них обстоят дела. А ты появляешься лишь тогда, когда у тебя возникает необходимость. Однобокая дружба получается. Сколько времени ты нам не звонила?

Мне стало стыдно.

— Очень долго.

Кузя кивнул:

— У тебя все супер складывалось. Замуж вышла?

Я кивнула.

— А мы об этом случайно узнали, — ухмыльнулся Кузя. — С друзьями так себя не ведут. С близкими людьми хочется разделять не только неприятности, но и радости. Ты же ведешь себя как клиент. Но тогда должна нам платить.

Я молча слушала Кузю, а он продолжал:

— Жаль, Сеня к тебе прекрасно относится, никогда деньги с тебя не возьмет. Уж извини за откровенность, мне за него обидно — он расстроился, что ты его покричать «горько» не позвала.

— Мы не устраивали пир горой, — попыталась оправдаться я, — собрались в узком кругу.

— А-а-а… — протянул Кузя. — Значит, мы с Сеней знакомые седьмого ряда.

— Вот и кофе! — весело объявил Семен, ставя на стол поднос. — Эй, чего вы оба такие мрачные?

— Все хорошо, — лихо соврал Кузя. — Я попросил Дашенцию рассказать, в чем дело, и она ответила: «Без моего любимого товарища Сени не стану ничего говорить».

Мне стало еще неприятнее. А Собачкин расплылся в улыбке.

— Дашуля, я тут. Начинай.

Но я уже решила: надо уходить. Что ж, обращаться к Сене и Кузе я более не стану.

Я неоднократно предлагала деньги за их работу, но Собачкин всегда от них отказывался, даже обижался, говорил:

— У своих бабки не беру.

Один раз я оставила конверт у Сени на тумбочке. И что? Он вернул мне его через пару часов. Как всучить гонорар человеку, который категорически не желает его принимать? Но Кузя в чем-то прав, надо было звонить ребятам просто так, заезжать к ним не только тогда, когда необходимо разузнать некие сведения, приглашать парней в Ложкино. Но я этого не делала, и теперь Кузя пестует обиду. Ладно, попытаюсь наладить отношения, но сейчас лучше уйти. И как это сделать, чтобы окончательно не поссориться?

— Можно руки помыть? — спросила я.

— Конечно, — улыбнулся Сеня, — все полотенца чистые.

Войдя в санузел, я написала Маше сообщение: «Позвони мне через две минуты и отсоединись, когда отвечу». Потом ополоснула лапки, вернулась в комнату, села за стол, и тут в моем кармане завопила трубка. Я быстро вытащила ее.

— Алло! Да, Ирина. Что случилось? О, уже еду!

— Неприятность дома? — напрягся Сеня.

— Мафи, как обычно, сбежала, — соврала я. — Перемахнула через забор и удрала, домработница ее найти не может. Простите, ребята, хотела с вами поболтать, да не получилось.

— Отыщешь беглянку и возвращайся, — предложил Собачкин, — мы тебе непременно поможем.

Я встала.

— Сеня, у меня ничего не случилось. Просто решила вас навестить, рулет привезти.

— Да? — изумился Собачкин. — Ты уверена?

— Абсолютно, — улыбнулась я. — Если быстро обнаружу Мафушу, то непременно опять прикачу. Но коли пробегаю пару часов, тогда зарулю как-нибудь на неделе. Мы с Феликсом сегодня в театр идем.