— Да…

— У этого паренька настоящий талант, — согласился Вячеслав.

Остальные художники одобрительно загудели. Забродов слушал разговоры между приятелями, не вступая с ними в дискуссию. Он думал об Иване Павловце. Забродов несколько раз набирал номер мобильного телефона художника-реставратора, но тот не отвечал на звонки.

— Да, что-то мне это не нравится, — задумчиво прошептал Илларион, выпуская длинную струю табачного дыма. — Может быть, что-то случилось с ним?

Сидящий рядом именинник, услышав бормотание Забродова, переспросил:

— С кем?

— Ты же приглашал Ваню Павловца к себе на праздник? — спросил Забродов.

— Конечно! — недовольно произнес художник. — И он обещал быть как штык!

— И где же он? — озадаченно произнес отставной полковник.

Именинник пожал широкими плечами.

— Кто ж его знает, Константинович! — ответил он. — Возможно, подскочит только к концу вечеринки, чтобы отметиться. Ты же знаешь, Илларион, что он накрепко завязал с алкоголем.

— Знаю, — подтвердил отставной полковник и, на мгновение задумавшись, добавил: — Дело в том, Костя, что у Ивана возникли какие-то проблемы и он хотел со мной переговорить.

Гуреев покосился на своего давнишнего приятеля:

— Какие проблемы?

— Вот это я и должен был сегодня узнать от него, — усмехнулся инструктор спецназа ГРУ.

Гуреев задумчиво почесал пальцем свою окладистую бороду.

— Я что-то слышал о нем, — как бы припоминая, признался именинник, — о каких-то его левых заказах…

— Левых заказах? — переспросил отставной полковник.

Бородатый художник кивнул головой.

— Да, Ларик, — подтвердил он. — Ваня в последнее время влетел в долги и поэтому брался за любую халтуру. Однако о делах Павловца, — Гуреев кивнул в сторону высокого худого мужчины с курносым носом и маленьким подбородком, — лучше знает Александр Самусенков. Они вместе работают в музее.

— Вместе работают? — переспросил Забродов.

— Да, они оба реставраторы…

Забродов посмотрел на сослуживца Павловца, который что-то с жаром объяснял Владимиру Джимисюку.

— А может быть, он знает, почему нет Вани? — спросил у Гуреева отставной полковник. — Я, когда виделся сегодня с Иваном в музее, узнал, что как раз накануне умер директор музея… Может быть, задержка Ивана связана с этим событием?

— А мы сейчас узнаем, — пообещал художник гостю и взмахнул рукой. — Саня!

Самусенков повернулся:

— Что?

— Иди сюда на минуту.

— Чего?

— Есть дело!

Самусенков, извинившись перед собеседником, взял бокал и подсел к Гурееву.

— Какое дело, Костяныч? — поинтересовался он.

— Вы, кажется, незнакомы, — сказал именинник Самусенкову. — Это Забродов Илларион Константинович. — Потом указал на подсевшего художника. — А это Александр Иванович Самусенков.

Мужчины молча кивнули и обменялись крепким рукопожатием.

— Незнакомы, — согласился Самусенков, — однако я много наслышан о вас, Илларион Константинович.

— Я встречал вас где-то… — произнес полковник ГРУ в отставке.

Самусенков усмехнулся.

— Мир тесен, в одном котелке варимся, — сказал он и повернулся к Гурееву: — Так чего ты хотел от меня, Константин?

Бородатый именинник налил себе водки, а приятелям сухого красного вина.

— Где твой напарник? — поинтересовался он у художника-реставратора.

Самусенков удивленно вскинул брови:

— Ты о ком?

— О Ваньке Павловце! — нетерпеливо воскликнул именинник. — О ком же еще! Обещался, сукин сын, быть у меня на дне рождения, а сам где-то болтается.

— Не знаю, Костя, — ответил Самусенков. — У нас сегодня умер директор музея, так, может быть, задержка связана с этим…

Гуреев посмотрел на своего седовласого гостя, как бы спрашивая, удовлетворен ли тот полученной информацией.

— А вы не могли бы, Александр Иванович, позвонить своим сослуживцам, например тому же заместителю директора, — попросил Забродов, — и узнать, не освободился ли Иван?

— Это можно, — улыбнулся Самусенков, — как говорят, за спрос не бьют в нос!

Забродов улыбнулся:

— Если это, конечно, не сложно…

Художник-реставратор махнул рукой.

— Сделаем! — заверил он собеседника, достал сотовый и набрал номер телефона Белявского.

Через несколько секунд Белявский ответил:

— Слушаю…

Самусенков виновато улыбнулся и, слегка откашлявшись, вкрадчиво произнес:

— Анатолий Алексеевич…

— Да!

— Добрый вечер! — машинально выпрямившись на стуле, поздоровался художник с начальником. — Простите за беспокойство…

— В чем дело?

— Да вот хотел бы узнать, освободился ли Павловец? — задал вопрос Самусенков.

Возникла небольшая и тревожная пауза, от которой Самусенкову, да и остальным стало не по себе.

— Павловец? — переспросил Белявский.

— Да.

Заместитель директора музея громко откашлялся.

— А ты что, разве не слышал еще? — ответил он вопросом на вопрос.

Глаза у художника округлились.

— О чем?

— Да у нас ЧП в музее! — сухо и даже жестко произнес Белявский.

Глаза Самусенкова обеспокоенно забегали из стороны в сторону.

— А что такое?

— Пожар был в подвале, — сообщил Белявский, — в вашей реставраторской мастерской. Твой дружок напился и устроил пепелище.

Брови Самусенкова поползли вверх.

— Он жив?

— Не знаю, увезли в больницу, — ответил заместитель директора музея. — Хотя вроде бы не жилец он на этом свете, — вздохнул Белявский. — Одним словом, Самусенков, приезжай-ка ты в музей, будем разбираться вместе…

— Хорошо, Анатолий Алексеевич… — выдавил художник-реставратор и недоуменно посмотрел на притихших Забродова и Гуреева.

— Что стряслось? — задал вопрос Забродов.

— Пожар в нашем музее, — ответил побледневший художник-реставратор.

— Пожар?

— Да.

— А что с Иваном? — поинтересовался именинник, моментально протрезвев.

— Я не понял, — честно признался Самусенков, — он то ли в больнице, то ли…

— То ли что?.. — в один голос воскликнули огорошенные приятели.