— Слушаю!

— Это я тебя слушаю, полковник! — раздался жесткий голос патрона.

— В каком смысле?

— В простом. Почему не докладываешь, как продвигаются дела?

— Нормально!

— Нормально — это пустой звук!

Соловьев замялся и вдруг решил сообщить о надоедливом седовласом сыщике.

— Все идет своим ходом, — сказал он, — хотя есть такие, кто сует нос в наши дела.

— Кто?

— Да один пенсионер, — ответил Соловьев, — некто Забродов Илларион Константинович, бывший полковник ГРУ.

— Бывших полковников ГРУ не бывает, — озабоченно произнес собеседник, — если он разведчик, то он им и в отставке останется!

— Так что делать? — спросил Соловьев.

— Если будет мешать — уберите!

— Понял!

— Ладно, если что — звони!

— Есть!

Владимир Семенович отключил сотовый телефон и задумался над тем, что пустить в ход, чтобы избавиться от этого надоедливого и вредного пенсионера…

Инструктору спецназа ГРУ не следовало бы долго задерживаться на автостоянке музея, однако его одолевали тревожные мысли. Илларион Константинович включил мотор, но так и не нажал на газ. Самусенков с беспокойством посмотрел на водителя и нервно пошевелился на сиденье.

— Илларион Константинович, — слегка заикаясь, произнес художник-реставратор, — а чего мы стоим на месте?

Водитель недоуменно посмотрел на пассажира:

— Что?

Самусенков, облизав пересохшие пухлые губы, виновато повторил:

— Я говорю, Илларион Константинович, чего это мы стоим на месте, а не едем?

— А-а… — протяжно вздохнув, произнес отставной полковник. — Сейчас поедем!

Сняв ручник с тормоза, он медленно нажал на газ.

— Тебе куда?

— Куда-нибудь подальше от этого злосчастного места, — сказал Самусенков.

Забродов покосился на художника. Ему, опытному разведчику, было и ранее понятно, что вся эта катавасия с пожаром как-то касалась Самусенкова. Ну а теперь он был просто убежден в том, что его новый знакомый кое-что знает, однако не хочет, а скорее всего, боится рассказать ему о причинах странного пожара…

— А конкретнее? — повторил вопрос водитель.

— Наверное, домой…

— А дом где?

— Да тут недалеко, Илларион Константинович, — кивнул художник-реставратор. — За углом и по прямой — метров пятьсот — шестьсот.

Илларион кивнул головой и, достав из пачки сигарету, закурил.

— Через пять минут будешь дома, — пообещал он.

Самусенков облегченно вздохнул:

— А ты куда?

Забродов неопределенно пожал плечами:

— Да вот думаю…

Глаза у художника загорелись: по всей видимости, ему не хотелось ехать домой, а возможно, он не мог оставаться в данный момент один или боялся чего-то.

— А может, рванем к ребятам в мастерскую, — предложил он.

Забродов вновь пожал плечами.

— Мысль интересная, — сказал он, — может быть, и рванем…

Забродов на ходу достал из кармана куртки и набрал номер телефона. Через несколько секунд из трубки послышался приятный женский голос:

— Слушаю…

— Ирина?

— Да, — последовал вяловатый, но конкретный ответ. — А это кто?

Илларион Константинович облегченно вздохнул:

— Забродов.

В мобильном аппарате полковника раздался радостный возглас:

— Илларион Константинович?!

Седовласый полковник в отставке смущенно улыбнулся:

— Он самый!

— И чего это вы надумали позвонить, — защебетал женский голос, — никак по делу?

— Прости, Ириша, каюсь…

— А жаль… — грустно произнесла Ирина, — однако я всегда рада слышать вас.

— Спасибо, взаимно.

— Так что вас интересует, Илларион Константинович? — последовал конкретный вопрос.

— Меня интересует один следователь…

— Фамилия, звание…

— Капитан Клюев, — сообщил полковник в отставке своей бывшей сотруднице из отдела информации. — Но откуда этот следователь — из районного отделения или с Петровки, я не в курсе.

Ирина рассмеялась.

— Если бы знал товарищ полковник, — лукаво заметила она, — то не звонил бы мне среди ночи на дежурство.

— Ну, что ты, Ирина, — виноватым тоном произнес Забродов, — это, видишь ли, как раз тот случай, когда полезное сочетается с приятным.

— Понятно, Илларион Константинович, — с явной усмешкой в голосе сказала Ирина, — подождите минутку.

— Жду!

Художник-реставратор нетерпеливо поерзал на переднем сиденье.

— Закурить можно, Илларион Константинович? — спросил он.

Забродов удивленно посмотрел на Самусенкова:

— Ты же вроде бы не куришь…

— Не курю, но иногда балуюсь, — признался Самусенков.

Илларион Константинович достал из кармана куртки пачку сигарет и протянул ее соседу:

— Держи!

— Благодарю!

Самусенков взял пачку и, неловко достав из нее сигарету, прикурил ее от зажигалки, которую протянул ему Илларион Константинович. Однако, сделав несколько затяжек, художник громко и часто закашлялся.

— Черт подери! — негодующе воскликнул он и выбросил дымящуюся сигарету через открытое окошко автомобиля на тротуар.

— Лучше пить, Саша, чем курить! — добродушно заметил Забродов.

Самусенков хотел было что-то сказать, однако седовласый полковник в отставке резко поднял руку, давая понять собеседнику, чтобы тот на время замолчал.

— Илларион, вы меня слушаете? — спросила Ирина.

Забродов тряхнул головой:

— Слушаю!

— Тогда записывайте…

— Секунду!

Илларион Константинович поспешно достал из внутреннего кармана куртки ручку и блокнот.

— Записываю, Ирина Сергеевна…

— Капитан Клюев Александр Иванович, старший оперуполномоченный по особо важным делам… Успеваете записывать, товарищ полковник?

Инструктор спецназа непроизвольно мотнул седой головой и быстро произнес:

— Да!

— Тогда продолжим…

Илларион Константинович внимательно слушал, делая пометки в блокноте. Самусенков также прислушивался к разговору водителя с женщиной, однако до его ушей почти ничего не долетало, и он шумно вздохнул, повернулся к окошку, за которым виднелась полупустынная ночная улица, и замурлыкал себе под нос снова вошедшую в столице в моду старую песенку: