Мало материала для версии. Поэтому и хочу с родственниками поговорить, может быть, они что-то знают, какие-то факты, те, что остались за рамками истории болезни.

– Как часто ты говоришь «может быть». Версия обязательно должна быть. А лучше несколько версий. Пусть они потом окажутся ложными. Но они должны быть!

– Я подумаю, – согласился Филипп. – И еще, вроде, была похожая пациентка. Но это не точно, не буду тебе сейчас голову этим морочить. Профессор Аркадьев обещал мне кое-что выяснить. Тогда, может быть, – Филипп рассмеялся, – а что? «может быть» – не версия? Тогда, может быть, появится какая-то ясность. У тебя есть доверенный ювелир? Которому можно доверять? В семье моей пациентки говорят, что этот камень – ширпотреб, – Филипп протянул Кузьмину перстень. – Но мне кажется, что нет. Может, конечно, это вообще пластмасса. Но это точно надо знать, без подвоха. Достоверно! К тому же, учти, вещь чужая. Я должен перстень вернуть.

– Сделаем, – коротко отозвался Марат.

Филипп подумал и попросил:

– Может же твой ювелир камень вытащить из перстня? Аккуратно? Так, чтобы потом обратно можно было бы вставить?

Филипп и Марат долго в ночи провожали друг друга. То Марат Филиппа до больницы, то Филипп Марата – до знакомого зеленого дома. Потом они снова вместе шли к больнице. Хохотали беззаботно, как мальчишки. Горланили песни, переходили на шепот, спохватившись. «А память, мой злой властелин, все будит минувшее вновь! Ямщик, не гони лошадей!..»

Легко было на душе.

Вот только на крыльце отделения Филиппа ждала встревоженная тетя Рая.

– Ее ищут, кукушонку нашу, – выдохнула она, – люди нехорошие, подозрительные.

Глава 5

Зарядили августовские дожди. Осень напоминала, что она придет, придет обязательно. Просто медлит пока. Флоксы в больничном саду еще вовсю цвели, наполняли воздух своим ароматом, но уже было видно – из последних сил радуются жизни. Тетя Рая собралась было домой, в легких сумерках шла по больничному саду, придирчиво отмечая недоделки – там не успели ветки срезать, сям плохо цветник пропололи, сорняки высятся. Завтра же «птенчиков» – на прополку! Трудотерапия – великое дело! Полезный труд отвлекает от страхов. Но интересный полезный труд, а не просто стены в отделении драить. Вот сад – самое оно. В саду всегда работенка найдется. Зимой – хуже. В прошлом году хорошо пошел мокрый батик. Лежала в отделении жена одного бизнесмена – расстарался, всех снабдил нужными красками и кусочками материи. Тетя Рая и сама умиротворенно улетала от всех забот, прикасаясь кистью к ткани, краски причудливо расплывались, своевольно выстраивались в затейливые узоры…

– И что она, даже из палаты не выходит? – вдруг услышала тетя Рая.

Остановилась, прислушалась.

– Сидит как пришитая, – пищал в ответ Витька-алкоголик.

Уж его-то голос тетя Рая сразу распознала, небось, по нескольку раз в день разговаривали. А вот кто спрашивал – не могла понять. Чужой какой-то?

– А вы можете ее под каким-нибудь предлогом в сад вывести? В долгу не останусь.

– Да под каким? Мы бы с дорогой душой. Но она вообще ни с кем в отделении не общается. Только доктор наш к ней заходит. И еще хирург из главного корпуса.

Стараясь не обнаружить своего присутствия, тетя Рая подошла ближе.

– О! Раиса Петровна! – заголосил второй алкоголик Вениамин.

Мужик в черной бейсболке, беседующий с пациентами, злобно зыркнул в сторону санитарки, круто развернулся и быстро пошагал прочь вдоль аллеи.

– Кто это? – кивнула тетя Рая вслед уходящей черной спине.

– Да, – отмахнулся пискля Витька, – знакомый.

– Он что ли вам вчера спиртное приволок?

– Не, не, какое спиртное? – горячо запротестовали алкоголики. – Мы же ж и не пьем уже. Нам же ж на выписку скоро.

– Вот так вот, – подытожила этот свой рассказ тетя Рая и напряженно застыла, ожидая реакции Филиппа.

– Но почему люди? Почему подозрительные? Почему нехорошие? – спросил Филипп.

– А что это он так быстро ушел? Как ветром сдуло, когда меня увидел. Добрые люди так не поступают. Поздороваются хотя бы. И лицо прятал. Под козырьком. Низко так кепку-то натянул.

– А наши-то, Вениамин с Виктором, что говорят?

– Что говорят? Врут, как дышат. Приятель, говорят. Какой такой приятель? И зачем нам тут их приятель? – все сильнее распалялась тетя Рая. – Водяру наверняка он принес. И зачем ему выманивать кукушонку в сад? Нет, не нравится мне это. Я потом к подруге в главный корпус зашла. Так наша-то кукушонка, эта Светлана Бабанова, огнестрел оперировала. Ее с огнестрелом привезли. О как!

– И что? – не понял Филипп.

– А то! Спрятали ее у нас, Шумейка этот спрятал. Думал, не найдут в психишке-то. А ее нашли!

– Да нет, – растерянно выговорил Филипп.

– Да да! – категорично заявила тетя Рая.

Разволновавшаяся тетя Рая не пошла домой, на диванчике в ординаторской устроилась. Филипп все же не верил до конца в предрекаемую санитаркой опасность, однако спал урывками и чуть свет, еще до общей побудки отделения, побежал в главный корпус к хирургу Шумейко.

Шумейко, как ни в чем не бывало, пил утренний кофе и болтал с медсестричкой. Филиппу обрадовался.

– Поговорить надо, – сурово сказал Филипп.

Деликатная медсестра выпорхнула из комнаты, и Филипп тут же накинулся на Шумейко:

– Ты ее спрятал у нас, спрятал?

– Кого? – удивился хирург.

– Как ты мог?

– Да что? – пораженный Шумейко испуганно таращил глаза.

«С недосыпу, наверное, – подумал Филипп, – или нервы уже вконец расшатались? Что это я, действительно? Поддался тети-Раиной панике».

– Бабанову свою ты попросил к нам в отделение пристроить, – стараясь сохранять спокойствие, объяснял Филипп, – а ее ищут. Какой-то человек, понимаешь? Ты ее у нас спрятал?

– Да! Спрятал! – с вызовом выговорил Шумейко.

– Но ее нашли!

– Мне на операцию надо. Ночью целый автобус травмированных привезли после ДТП, – хирург стал суетливо собираться, подошел к раковине, помыл свою чашку, – кофе еще будешь?

– Как ты мог? – Филипп внимательно следил за каждым жестом Шумейко, все больше и больше впадая в панику. – Ты моих больных подвергаешь опасности!