В полумраке позднего вечера ее кожа казалась нежными сливками, на которые попала молотая корица с ее дурманящим ароматом. Веснушки… Хотелось поцеловать каждую. Провел языком, словно пытаясь слизнуть эту россыпь поцелуев солнца с ее груди. Рыжая замерла, напряглась, на миг словно оробев от происходящего.

Обнял ее, запечатав рот еще одним поцелуем, нежным и грешным. Пальцы скользнули на затылок, в копну ее кудрявых волос, потом ниже, по шее. Еще ниже. Ощутили впадинку позвоночника, талию. А затем мои руки уже сами потянулись к пряжке моего ремня.

Еще один совместный шаг к кровати. Рыжая запнулась, пошатнувшись, схватила меня за плечи. Ее взгляд скользнул по комнате…

Расширенные зрачки затуманенных глаз вдруг резко сузились. Она заозиралась. Страсть стремительно уходила, сменяясь недоумением, испугом, злостью. Рыжая зашипела дикой кошкой, уперлась мне в грудь кулачками, решительно отталкивая.

– Подожди! – пискнула она.

Что?! Подождать? Сейчас?! Она в своем уме?

– Зачем? Мы же… – Я едва мог связно мыслить, не то что говорить.

Но Дана была непреклонна. Вмиг откуда-то в ней появилась жесткость – броня, под которой скрывались смятение и тревога.

– Потому что меня, кажется, ограбили, – перебила она, уставившись куда-то за мою спину.

Только сейчас я посмотрел по сторонам и сквозь муть и темное марево увидел, что в комнате все было вверх дном: разбросано, сломано, перевёрнуто… Понимание, что это самый офигенный облом с сексом, который у меня случался, накрыло моментально. Хотелось взвыть и бегать кругами. Трясло как в лихорадке, в паху горело, все тело напряглось, и… И перед глазами выгнулась узкая голая спина рыжей, которая наклонилась за водолазкой.

Да вашу ж мать! Зажмурился. Выдохнул. И еще раз выматерился.

Когда открыл глаза, она уже натянула на себя водолазку и теперь стояла одетая, разглядывая свою комнату, словно видела ее в первый раз.

– Наверное, тебе лучшей уйти… – чуть растерянно сказала рыжая, и ее взгляд остановился на разбитом стареньком лептопе.

– Угу, – буркнул я, подцепляя с пола рубашку. – Сейчас!

Если она считает, что я уберусь отсюда, – черта с два. Придется ее разочаровать. В дверях комнаты обернулся и увидел на лице рыжей странное выражение.

– Уйду. Не переживай. До ванной, умоюсь и обратно, – отчеканил я. Угу, умоюсь. Тут пора в прорубь прыгать. Пока штаны, к черту, не лопнули. – А ты ничего не трогай.

Промаршировал по коридору, в ванной засунул голову под холодную воду, хотя надо было бы не ее. Ни хрена не помогло. Пролез поглубже, ободрав (ё… в этой ванне только мышей мыть!) спину о кран. Легче не стало. Лишь спустя пару минут я смог взять себя в руки. Выдохнул, собираясь с мыслями. Чертова рыжая. Грешная рыжая.

Вытерся первым попавшимся полотенцем (надеюсь, не Шмулика!), натянул рубашку и вернулся. Она все же не послушалась. Когда вошел, то увидел, как тонкие, музыкальные пальцы медленно перебирали вещи.

Только наш человек может с помощь одного слова и его производных построить целое многоэтажное коммерческое предложение.

И даже получить ответ на него.

Ёмкий ответ из трех букв в духе названия романа Гоголя.

Дана Убий

Дана

Я осталась в комнате одна. Вокруг лежали серые глубокие тени, скрывавшие под собою разбросанные вещи. Сердце бешено сокращалось, выбрасывая кровь, щедро сдобренную адреналином.

В первый момент, когда я услышала это «угу», внутри словно что-то оборвалось. Во рту почудился горький привкус полыни. Разочарование. Хотя я вроде бы в брюнете еще и очароваться-то не успела.

Вру. Нагло вру, причем себе. Увлеклась. Вот так быстро и сразу. Может, всему виной то, что у меня давно никого не было? А еще цикл. И гипоталамус, который не иначе как сдуру начал вырабатывать взрывной коктейль из гормонов под названием «У Даны снесло крышу от мужика».

Захотелось побиться головой о стенку. Или прилепить никотиновый пластырь. А лучше три пластыря. И еще один – с антиопупином.

Ругая себя последними словами, щелкнула выключателем, рассекая сумрак неживым галогеновым светом. А затем начала машинально собирать вещи. Странно. На первый взгляд ничего не украли. Самое ценное – старый ноут, и тот валялся на полу. Золотых украшений у меня не было. Да и с чего бы им завестись с зарплаты врача? Так что имелась лишь бижутерия: пара колечек, сережек, бусы и брошь.

Деньги же я предпочитала хранить не в чулке, а на счете. На свитера-юбки и рабочие халаты-пижамы грабитель тоже не позарился. Зато сломал стул, зачем-то рассек ткань подушки ровно посредине, добравшись до брюшной синтепоновой полости. Белые клочки сейчас валялись по всей комнате.

Как вообще кто-то смог попасть в квартиру? Черт, да легко!

Дверь хоть и была железная, но уже «старушка». Ее наверняка ставили еще в прошлом веке. И замок, подозреваю, родной, ни разу не менянный, сотворенный на каком-нибудь заводе тогда, когда в моде были самозахлопывающиеся двери. Сколько жильцов перебывало здесь, сколько ключей было наделано про запас…

Кстати, надо бы позвонить хозяйке квартиры. А еще вызвать полицию.

Я подняла с пола футболку и, услышав за спиной шаги, обернулась. На пороге стоял Дэн. Явно злой. Прищурившийся. Взъерошенный, с мокрыми волосами, с которых слегка капало, в кое-как застегнутой рубашке. Стоял и смотрел на меня, не говоря ни слова. Странно… Он напоминал мне грозовое небо, но я ничуть не боялась. Наоборот, почему-то стало легче. Может, потому, что все это время я подспудно ожидала, что вот-вот хлопнет дверь и он уйдет?

– Дана, я же сказал ничего не трогать! Отпечатки…

Он резко умолк. В прихожей послышался звук поворачивающегося в замке ключа. Дэн моментально весь подобрался и щелкнул выключателем, погружая комнату во мрак.

– Тихо, – скомандовал он.

Я сглотнула. Глаза привыкли к темноте, и в тусклом свете, льющемся из не задернутого шторами окна, проступил напряженный силуэт Дэна. Он сделал несколько бесшумных шагов и застыл в дверном проеме, ведущем в абсолютный мрак коридора. Судя по сжатым кулакам, чуть согнутым, напружиненным ногам, Дэн приготовился начать знакомство с гостями приветственным ударом в челюсть. Да уж… Пригласила его на перевязку, полечить, так сказать, но как бы он еще больше не покалечился.

Я поспешно подхватила с пола сиденье от стула, на цыпочках подкралась к Дэну и встала рядом.

Входная дверь распахнулась, явив на мгновение невнятный черный силуэт, и захлопнулась. Что-то завозилось и зашелестело, ознаменовав, что гость точно в прихожей. Мы выскочили, как два черта из табакерки, мгновенный бросок и… В прихожей ярко вспыхнула лампа, осветив Шмулика, который был увешан пакетами из магазина, как бродячий пес – репьями.