— По-вашему, я предатель? — гневно спросила Наиля.

— Если честно, то да. Меня так воспитывали.

— А вы, бывший коммунист и офицер КГБ, значит, честныйчеловек, Сколько несчастий принесли ваша Коммунистическая партия и ваш КГБнашему народу, сколько загубила людей. И после всего этого вы смеете говоритьмне такие вещи, — запальчиво произнесла женщина.

— Во-первых, я никогда не был офицером КГБ, —возразил «Дронго», — и сейчас не являюсь им. Хотя, если бы был, оченьгордился и никогда бы не скрывал, Во-вторых, я был коммунистом и надеюсь имостаться всегда, а в третьих КГБ и КПСС действительно принесли много плохого наземлю моих предков, но разве в этом только их вина? А сколько страшного онипринесли России, Украине или Белоруссии. А вспомните Прибалтику?

— Вы только подтверждаете мои слова. Прибалтика как развышла из состава СНГ и никогда туда не вернется.

— Мы говорили о людях, — возразил «Дронго», развеможно обвинять латышских стрелков, что они поверили в революцию. Или литовскихбольшевиков, боровшихся с фашистской диктатурой. Люди попадают под догмыидеологии, становятся ее узниками и это действительно трагедия. Но во всевремена человека, работавшего против своей страны, называли предателем, апомогавшего ей — патриотом. Иного просто не дано. Несколько минут они прошагалив молчании.

— Жарко, — наконец сказала Наиля, — давайтеповернем.

— Вы простите меня, я, кажется, увлекся, —извинился «Дронго», сейчас говорить об этом глупо. Мы оба живем ныне внезависимом свободном государстве и можем сами выбирать, на кого хотимработать. Тем более, что данная работа не направлена конкретно против нашейстраны и нашего народа. Здесь я с вами согласен.

— Вы сложный человек, — медленно сказалаженщина, — а почему вы не были офицером. Это правда?

— Да. Я всегда был экспертом специального комитета ООН.Мы работали в контакте с «Интерполом» против мафии. Но в последние годы КГБ всечаще стал просить оказать им ту или иную любезность, и я всегда помогал ихсотрудникам, не отказывая в помощи.

— А вы не боитесь, — спросила вдруг женщина,взглянув на него искоса, — если «Волк» обнаружит вас раньше и убьет.

— Не боюсь, — он пожал плечами, — я знал начто иду. Значит, у меня такая судьба. В конце-концов умереть в Багдаде — этотак романтично.

— Не знаю, — поежилась женщина, — мнекажется, это так глупо.

Потом они долго шли молча, почти не разговаривая. У лифтаони прощались.

— Спокойной ночи, — улыбнулась женщина, — этобыла удивительная ночь.

— Мы теперь почти родные, — пошутил«Дронго», — все равно все ваши вздохи записаны на пленку. Это ужедокумент.

— Не уверена, — засмеялась женщина, — явключала скэллер. Слышать они могли, а вот записать — вряд ли. Представляете ихразочарование?

И она весело подмигнула ему.

Уже рано утром он трижды пытался дозвониться доНури-ад-Дуруби, но телефон упрямо молчал. Ждать больше не имело смысла. Онспустился вниз и, выйдя на улицу, сел в один из многочисленных автобусов, ужестоявших перед гостиницей. Иракская сторона выделила специальные скоростныеавтобусы для предполагаемой поездки в Кербелу.

Ирвинг сел в другую машину. Наиля оказалась вообще вавтобусе, где ехали румынские ученые. Колонна автобусов, сопровождаемаяполицейскими машинами, довольно быстро выстроилась в линию и, набирая скорость,помчалась по шоссе.

Вокруг стояли двухэтажные дома, словно перевернутыебашенками вверх. По краям дороги росли пальмы Цветущая на них хурма заменяламестным жителям не только сладости, но зачастую и муку.

Испуганные арабы выстраивались у дверей своих домов наблюдаяза этой величественной процессией.

Дорога в Кербелу заняла не более двух часов. Местностьвокруг была достаточно живописной, особенно при пересечении Евфрата, когдаогромные раскинувшиеся пальмы заставляли вспоминать, сколько тысячелетий прошлос момента возникновения здесь первых шумерских городов-государств.

Ариф сидел через ряд и «Дронго», всю дорогу глядя на него,пытался постичь непостижимое.

В Кербеле две огромные мечети стояли рядом. Мечеть имамаХусейна, самая почитаемая шиитская святыня мусульманского мира и мечеть ХазретаАббаса, друга и сторонника Хусейна, также принявшего мученическую смерть. Кмоменту появления автобусов местные полицейские навели относительный порядок,убрав большую часть нищих Купола мечетей горели золотыми пластинками. Потолки,выложенные из горного хрусталя, переливались всеми цветами радуги. По традициивошедшие мужчины снимали туфли, сдавая их специально сидевшим гардеробщикам.Женщины были в черных платках.

Сама мечеть имама Хусейна была знаменательна еще и тем, чтоза ее оградой, прямо при входе, с правой стороны был похоронен величайший поэтдревности — Мохаммед Физули, живший почти на восемьсот лет позднее. Могила былазамурована прямо в стену и наиболее ревностные поклонники поэта целовали этустену, поднимаясь дальше в библиотеку, где было создано уникальноекнигохранилище. Миновав двор посетители оказывались перед самой мечетью. Частоможно было встретить необычных людей в белой одежде. Их схожесть делала их чем-тородными друг другу. Это были наиболее верные последователи мусульманскойрелигии, отбивающие все положенные намазы в день, Число намазов, которые должныбыли совершать все мусульмане, не превышало пяти, но эти, наиболее ревностные,молились столь усердно, кладя себе под голову особые камни с печатями имамов,что через некоторое время эти печати уже вырисовывались у них на лбу.

В мечеть приводили маленьких детей и инвалидов. Самагробница стояла окруженная решеткой из чистого серебра. Многие целовали этурешетку, на глазах сотен людей стояли слезы. «Дронго», дотронувшись до решетки,сделал ритуальный круг, забрал несколько молитвенных камней и вышел из мечети.Большая широкая улица простиралась перед ним. В руках у него была сумочка,набитая деньгами, под которыми лежал нож — принесенный ему вчера Афифом Заки.Вдали мелькнула фигура Ирвинга.

«Дронго» заторопился туда. Повсюду продавали ритуальныечетки, молитвенные камни, разную мелочь. У входа в кебабную он заметил Ирвинга.

— Добрый день, — весело сказал «Дронго», —как добрались?

— Жарко, — пожаловался Ирвинг, — душно… А яздесь уже в пятый раз.

Он достал фотоаппарат, щелкая несколько раз в сторонумечети.

— Что-нибудь новое есть? — спросил американец.

— Нашего друга я не застал, хотя звонил ему все утро.

— Мне это не нравится, — нахмурился Ирвинг.

— Мне тем более. Кстати, наша подруга, боеваяподруга, — поправился улыбаясь «Дронго», — наконец нашлась. Она,оказывается, вышла из номера, чтобы не компрометировать себя перед другимичленами группы.