– О да! – Камилла улыбнулась.

Ах эта южная красавица с огромными голубыми глазами!

– Я люблю танцы. – Ответ прозвучал так, словно она всюжизнь только и думала о танцах.

Иеремия едва не расхохотался в голос и не назвал еемаленькой шалуньей, кем она, судя по всему, и была.

– Вы прекрасный танцор, мистер Терстон.

Это искусство пришло к Иеремии само собой. Он всегда любилтанцевать, но похвала девушки была ему приятна, поскольку прозвучаланеожиданно. Он давно не чувствовал себя таким счастливым. Что случилось?Иеремия боялся признаться самому себе том, как его влечет к ней.

– Благодарю вас, мисс Бошан.

Увидев лукавые искорки в его глазах, Камилла тожезасмеялась, умудряясь быть и чувственной, и проказливой одновременно. Иеремиивновь пришлось бороться со своими инстинктами. Внезапно все остальноепозабылось: Амелия, Мэри-Эллен... Сейчас он мог думать только об ослепительномсоздании, которое держал в объятиях. Когда танец кончился, он почтиобрадовался. Лишь после прощального вальса Иеремия заметил, как мерцали свечи,ощутил головокружительный запах цветов, а потом вновь посмотрел в искрящиесяглаза Камиллы.

Она выглядела нежной, словно прекрасный южный цветок изогромного букета, украшавшего комнату. Иеремии хотелось сказать Камилле, какона хороша, но он не осмелился: ей было только семнадцать лет, и она годиласьему в дочери. Почти с благоговейным страхом он подвел Камиллу к матери ипожелал обеим спокойной ночи. Иеремия еще на мгновение задержал руку девушки.Она не отрываясь смотрела ему в глаза и вдруг нежно произнесла слова,всколыхнувшие душу и в то же время пробудившие в нем самые примитивныеинстинкты:

– Я увижу вас до отъезда?

В ее голосе послышалась жалобная нотка, и Терстон улыбнулся.Вот и все, что останется в памяти от этой поездки: с ним пококетничаламолоденькая девушка, и он оказался в плену ее чар.

Если это действительно так, выругал себя Иеремия, насталовремя возвращаться в Калифорнию.

– Честно говоря, не знаю, через несколько дней я уезжаюиз Атланты.

– А что вы делаете до отъезда? – спросила она. – Папасказал, что с делами покончено.

– Да. Но ближайший поезд на Сан-Франциско уходит тольков понедельник.

– Ох! – Камилла радостно захлопала в ладоши и широкоулыбнулась. – Тогда у вас еще будет время позабавиться.

Он громко рассмеялся и позволил себе поцеловать ее в щеку.

– Спокойной ночи, малышка. Я слишком стар для забав. –Тем более для забав с ней...

Не добавив ни слова, Иеремия пожал руку хозяину и направилсяк ожидавшей его коляске. По дороге в гостиницу он вспомнил о событиях этоговечера и обманщице Камилле. Эта возмутительная девчонка с огромными голубымиглазами и острым умом могла добиться всего, что хотела, и, несомненно, так иделала. Легко понять, за что ее обожал отец, но с такой, как она, хлебнешьгоря. Размышляя о ней, Иеремия испытывал странную боль, похожую на угрызениясовести. При одном воспоминании о том, как они вальсировали, держа друг друга вобъятиях, начинала кружиться голова. Было безнравственно с вожделением думать отакой молоденькой девушке, он пытался перестать думать о ней, заставлял себявспомнить Амелию, а потом Мэри-Эллен, но ничто не могло вытравить из его мозгаобраз Камиллы. В конце концов Иеремия откинулся на сиденье и с трудом перевелдух. Будь Камилла рядом, он бы не раздумывал, ребенок перед ним или нет, а сжадностью прижал бы ее к себе. В ней было нечто столь экзотическое, стольпритягательное, столь чувственное, что он готов был сойти с ума... Какая-тонепонятная причина заставляла Иеремию испытывать тайный страх. Внезапно емузахотелось поскорее покинуть Атланту и вернуться в Калифорнию, потому что стоитостаться, и... Невозможно представить себе, что произойдет...

Следующее утро выдалось теплым и солнечным, в воздухе пахловесной. Иеремия не торопясь поднялся с постели, надел халат и вышел на террасу.Он думал заняться бумагами, с вечера сложив их стопкой на письменном столе,однако мысли его снова и снова возвращались к очаровательной девушке, с которойему довелось познакомиться вчера, и он злился на себя. Больше всего егораздражала необходимость провести в Атланте еще два с половиной дня, прежде чемсесть в поезд и отправиться в Калифорнию.

Он нажал кнопку звонка и вызвал коридорного, чтобы заказатьзавтрак. Через полчаса в номер принесли поднос с сосисками, яйцами, бисквитами,медом, апельсиновым соком, кофе и корзинку свежих фруктов. Однако Иеремия едвавзглянул на это изобилие. Есть не хотелось. Его охватило неодолимое желаниеопять увидеть Камиллу, но он ударил кулаком по столу в тот момент, когдараздался повторный стук в дверь. Он открыл и с удивлением увидел лакея Бошана.

– Да? – Иеремия с недоумением смотрел на лакея,чувствуя себя неловко, хотя тот мог и не услышать удара по столу.

– Вам записка. – Любезно улыбаясь, негр протянулконверт красиво написанным адресом.

Вздрогнув и на мгновение замешкавшись, Иеремия взял письмо.Лакей ждал ответа. Очевидно, так ему было приказано.

«Сегодня прекрасный день для прогулки в парке, – вывелаполудетская рука. – Не согласитесь ли вы присоединиться к нам во второйполовине дня? После ленча мы всей семьей собираемся в парк. Вы будете в полнойбезопасности, – поддразнивала она, – и, может быть, захотите остаться на обед».

Да, вчера он был прав: эта девица – изрядная нахалка...Терстон не знал, как быть. Мысль о Камилле мучила его, однако он сомневался,что Орвиль Бошан обрадуется, увидев своего делового партнера прогуливающимся впарке с его семнадцатилетней дочерью. Кроме того, если он вновь останется наобед, они вполне могут посчитать это за нескромность. Но ему хотелось видетьКамиллу. Душа разрывалась. Перечитав записку, он бросил ее на стол и схватил перои бумагу. Терстон не представлял себе, как разговаривать с Камиллой. Он непривык ухаживать за детьми, хотя в Камилле Бошан не было ничего детского. Чтони говори, она была молодой, прекрасной и очень соблазнительной женщиной.

«Дорогая мисс Бошан, если ваша мама не возражает, – писалИеремия, – я буду счастлив разделить ленч и прогулку в парке с вашей семьей идрузьями. – Ему не хотелось, чтобы его заподозрили в желании устроить тайноесвидание с глазу на глаз. – При этом остаюсь вашим покорной слугой. ИеремияТерстон».

Камилла не имела понятия, насколько правдивы его слова.Впрочем, он и сам убедился в собственной искренности лишь тогда, когдапочувствовал, что сердце готово вырваться из груди. Камилла надела простоебелое кружевное платье. Ее блестящие черные локоны, перевязанные лишь лентой изсветло-голубого атласа, рассыпались по спине. Во время прогулки по паркунезадолго до ленча Камилла еще больше напоминала чудесного ребенка и в то жевремя ослепительно красивую молодую женщину.