– Матти! Объясни мне, наконец, с чего это он плачет? – раздраженно спросил Парамон.

– Он плачет потому, что уезжает! – ответил Матти.

Парамон с подозрением на него взглянул и опустил глаза на полупустую бутыль с горячительным напитком, которую Матти все еще держал в руках, и с возмущением сказал:

– Ты в своем уме? Как уезжает? Ты что, хлебнул уже? Что за чушь он несет? Как это? Приезжает и сразу уезжает! А куда уезжает-то? Здесь одни болота и леса. Обратно в Италию свою? Ну у них и нравы! С ума сойти!

– С такими гостями, прости господи, не только с ума сойдешь, но и на тот свет попадешь! А едут они в Захудалый, – ответил Матти.

– На кой черт им этот Захудалый? – нахмурившись, с удивлением проронил градоначальник.

Матти пожал плечами и ответил:

– Кто ж их знает! У итальянцев этих все наоборот, не как у нас! Живут как на вулкане!

– Дорогой Парамон, – снова полез обниматься Марио. – У меня есть одна просьба. Пустяк! Надеюсь, не откажешь. Я немного поиздержался в дороге. А у меня, сам понимаешь, хозяйство: артисты, лошадки, повозки. Одолжи, дружище, пару мешков овса для лошадок, провизии немного и горячительного артистам для согрева. А еще колесо для повозки. На мосту, черт его возьми, сломалось, упало и утонуло. На трех колесах, сам понимаешь, дорогой Парамон, далеко не уедешь. Клянусь, все верну сполна!

Матти, как ни странно, понял почти все и передал градоначальнику просьбу итальянца. Парамон улыбался, но подозрительно взглянул на гостя и сам себе сказал:

– Вот наглец-то! Не успел приехать, а уже, прохвост, просит в долг! Но, с другой стороны, лучше дать, не то ведь не отвяжется и, не дай бог, еще останется. Тогда, считай, пропала наша спокойная жизнь.

Парамон вздохнул, махнул рукой и приказал Матти обеспечить итальянца всем, что тот просит.

– До ближайшего городка вам еще ехать и ехать, но к вечеру доберетесь, – отметил градоначальник и похлопал итальянца по плечу.

Через час горожане во главе с градоначальником Парамоном и его женой снова стояли на том же месте, но махали уже на прощанье проезжавшим мимо повозкам, по бокам которых красовались нарисованные улыбающиеся лица мужчины и женщины с надписью «Итальянский передвижной цирк “Марио и Жези”».

– Через несколько дней мы вернемся к вам! И будем давать представления для вас целую неделю, по два раза в день. Я не прощаюсь, дорогое Болото. До новых встреч, Парамон! – кричал с проезжающей повозки Марио и махал горожанам рукой.

Парамон кивал вслед итальянцам головой и ворчал себе под нос:

– Уехали! Ну, и хорошо. Столько хлопот, шума, гама! И ради чего? Пусть погостят сначала в Захудалом. А там – посмотрим! Ну и нравы у них! Сперва этот бесстыдник что-то шептал моей супруге на ушко! Потом, подумать только, запястье ей целовал! Затем при всех сморкался, плакал и непристойно бросился мне в объятья. Ну и нравы!

Аделаида, провожая гостей, помахала Марио белым кружевным платочком. Потом с сожаленьем повернулась к мужу и сказала:

– Как обидно, как печально! Заехали сюда всего-то на час. Кстати, я говорила с этой актрисой в шинели, звать ее Жези. Она сказала, что они с Марио семья. А оказалось, на самом деле он ей не муж, а она ему не жена! Подумать только! Как у них в Италии все просто!

– Ну у них и нравы! Не дай бог, если это распутство докатится когда-нибудь до нас! Устал я, Аделаида! Пойдем, ляжем на печку – отдохнем. Возьми с собой какую-нибудь книжку про любовь, почитаешь мне, а потом – вздремнем. Ну вот! Нет непрошеных гостей, и у нас опять блаженство, благодать! Тихо кругом, и на душе спокойно!

– Да, мой дорогой!

Парамон и Аделаида взялись за руки и пошли домой.

Прошло еще много утомительных часов, и, наконец, поздней ночью итальянские цирковые артисты прибыли в городок Захудалый.

Моя дорогая, все случается не случайно…

Наступила ночь. Генерал Виссарион с супругой остановились в двух гостевых комнатах, предназначенных для высоких гостей, на втором этаже дома градоначальника, с видом на главную городскую площадь. В первой к их услугам были большой дубовый шкаф, такая же добротная вешалка с зеркалом, письменный стол, стулья, небольшой кожаный диван и тумба, на которую был поставлен для красоты старый самовар. Другая комната была просторной спальней. В ней, в центре, стояла двуспальная кровать, накрытая расшитым бархатным покрывалом, с множеством аккуратно уложенных друг на друга подушек и подушечек, рядом с двух сторон стояли тумбочки и мягкие пуфики, возле окна – большой комод для вещей и овальное зеркало.

В спальне было жарко. Усталая Лизетта, приоткрыв немного дверь в соседнюю комнату, наконец, со спокойной душой легла в кровать. Ее супруг Виссарион, отвернувшись, мгновенно уснул и, как всегда, громко захрапел. Лизетта лежала на мягкой подушке и смотрела в потолок. Она не могла спокойно уснуть так же легко, ей мешали храп, неприятные воспоминания о нелепых происшествиях на пароходе и обида на «торжественную» встречу высоких столичных гостей в этом «гостеприимном» городке. Она ворочалась с боку на бок, закрывая уши подушкой. Наконец, сон сморил и ее, но ненадолго.

Сквозь дремоту Лизетта услышала жужжание. В комнате летала невесть откуда взявшаяся в эту пору большая муха и громко, назойливо кружилась вокруг нее. Лизетта открыла в темноте глаза, зажгла свечу и стала следить за ней.

– Осенняя. Поздняя… Эти мухи кусачие, – ворчала она себе под нос.

Муха, сделав очередной круг над Лизеттой, приземлилась на нос крепко спящего Виссариона, потом принялась бесцеремонно разгуливать у него по щеке. Сердитая Лизетта взяла подушку, осторожно подняла и с размаху ударила супруга подушкой по щеке. Виссарион от такого удара сразу проснулся, вскочил, но, увидев перед собой супругу, успокоился и спросил:

– Что случилось, Лизетта?

– А что случилось, дорогой? – спокойно, как ни в чем не бывало, ответила та.

– Ничего не понимаю. Приснилось мне что ли? Меня будто кто-то ударил лопатой по лицу.

– Надо же. Конечно, приснилось! Нехороший сон. Но неужели ты мог подумать, будто я могу ударить тебя по физиономии лопатой? Спящего. Отдыхай, дорогой, ты устал, – убедительно ответила Лизетта.

– А ты почему не спишь? – спросил генерал.

– За меня не волнуйся, милый! Сейчас поправлю подушки поудобнее и усну, – сказала супруга.

Лизетта была довольна, что избавилась от мухи, но на всякий случай – вдруг не попала – накрылась одеялом с головой. Через несколько минут она снова задремала.