квартирной хозяйке, чтобы это сделала она. А мог бы поехать в Бруски и против его воли, мне же не надо было ни от кого прятаться.

Я давно не встречался с Иренкой, и мне вдруг показалось, что я, пожалуй, могу найти понимание у Эвы. И показалось даже, что мы с ней, хотя и виделись всего раз, уже немного подружились. Разве я не имею на это права? Каждому хочется найти у кого-то понимание. И я мог быть уверен, что мы с ней подружимся, хотя тогда еще не предполагал, как усложню себе этим жизнь.

Поездка в Бруски вовсе не была делом случайным. Я долго к ней готовился. Еще не познакомившись с Эвой, я уже знал, что навещу ее. Не нужно воспринимать мои слова буквально, ведь речь шла не только о ней. Правда, Йожо о своей двоюродной сестре мне много рассказывал, но по одним рассказам, пусть даже самым живым и интересным, нельзя о каком бы то ни было человеке составить полное представление, представить себе его образ в деталях, особенно если речь идет о таком утонченном и непростом создании, как Эва.

Порой я вспоминаю этот период (который начался с появления Йожо) и обнаруживаю, что он оставил в моей памяти гораздо более живые впечатления, чем все другие, до и после него. События, которым сегодня я приписываю определенную закономерность и последовательность, развивались не так уж стремительно. Некоторые из них я мог бы спокойно опустить или поменять местами, и никто бы не заметил ошибки. Я отправился в Бруски и был убежден, что Йожо все-таки этим порадую. Правда, к этому доброму намерению примешивалась и некая другая, корыстная цель, но и она не могла быть дурной, по крайней мере, не настолько, чтобы причинить кому-то вред. Ничего подобного я не замышлял. Наверное, мне просто было любопытно, хотелось поближе познакомиться с миром, о котором я так часто слышал. Точно так же нам порой хочется прикоснуться к каким-то предметам, свойства которых нам известны, но нас тянет потрогать их своими руками. Раньше я думал об Эве, лишь связывая ее с Йожо. Но теперь решил с ней встретиться, хоть и не собирался влезать в их жизнь. Не знаю, удалось ли мне это на самом деле. Правда, между Эвой и Йожо были родственные отношения, но все равно мне кажется, что в этих отношениях я многое испортил.

Ко всему этому прибавились и другие заботы. Квартирная хозяйка заявила, что нам нужно разморозить колодец, поскольку вода в нем замерзла. Мы долго размораживали его горячей водой, но мороз стоял крепкий, и мы боялись, как бы не лопнул железный водяной насос или труба. Даже умыться было нечем. Хозяйка упрекала нас в том, что мы совсем ей не помогаем, и только что не плакала. Я тоже из-за всего этого переживал. И стал уговаривать Патуца: — Йожко, ну, пожалуйста, не мог бы ты сам это починить? Мне уже действительно пора ехать в университет.

— Попробую. Только нагрей мне еще кастрюлю воды.

Я быстренько нагрел воды и — слава богу! Колодец не лопнул, и водяной насос был в порядке, только еще какое-то время в нем постукивали кусочки льда. Пока я был на занятиях, Йожо отвернул вентиль на колодезной трубе и смазал его, а потом на радостях от того, что колодец заработал, обвязал насос ржаной соломой, и теперь колодец заработал — ого-го как! Покуда меня видишь, слепоты не бойся!

Йожо поначалу не сказал мне ничего, но на второй день после того, как он обвязывал колодец, пожаловался: — Матё, у меня ужасно болит рука, я всю ночь не спал. Когда я обвязывал насос соломой, то залез на самый верх, на деревянную крышку, а на крышке была наледь, и я поскользнулся. Думал, поболит-поболит и само пройдет, но сейчас стало еще хуже. Всю ночь не спал, вот, посмотри на мою руку, Матё, она к утру вся посинела.

Я глянул на его руку. — Вот черт, выглядит паршиво, тебе к врачу надо.

— К какому врачу? Видишь, рука распухла, но у меня все время такое ощущение, будто в локте торчит что-то, хотя я только слегка поскользнулся, но упал прямо на локоть. И как будто у меня здесь, возле локтя, какое-то тупое стальное перо засело, оно вибрирует и бьет прямо по мозгам.

— Ах ты, дьявол! Что же нам делать?

— Не знаю, Матё.

— Йожко, ведь мне нужно идти на занятия.

— Матё, ну, пожалуйста, посмотри на мою руку… На занятия я, конечно, не пошел. И долго размышлял, что же делать.

Решил, что надо пойти к участковому врачу. Осторожно объяснил ему, при этом еще и осторожно наврал, что ко мне приехал в гости родственник и что у него, видимо, сломана рука в локте и, наверно, от локтя откололся кусочек. Сказал и о том, что сам я — всего лишь бедный студент.

Врач этот был евреем. Или немцем. По акценту мне показалось, что он — венгр. Но может быть — и венгр, и еврей. Он был человек пожилой и со студентом держался вежливо. Наверняка это был венгр, хотя и с немецкой фамилией. А может — еврей и христианин…

Сначала он немного подумал, просчитывая в голове свое будущее на ближайшее время, потом сказал: — Приходите со своим родственником в восемь тридцать, приходите к половине девятого!

В восемь тридцать! И мы пришли! Рука у Йожо распухла уже до толщины ноги. Однако там был не только участковый врач, там сидело еще четверо. И все пятеро смотрели на руку Йожо.

— Покажите ее!

А потом: — Руку нам придется разрезать. Там у вас осколок кости. Мы сделаем вам укол, но все равно будет немного больно. Потом мы наложим вам гипс, не бойтесь, гипс — это совсем не больно, под ним только чешется. Как будто у вас чесотка, а вы не можете под гипсом почесаться. Гипс — это не больно, но рука у вас еще поболит. Мы удалим у вас осколок кости. И еще вам придется принимать пенициллин, поскольку рука очень опухла. Почему же вы раньше не пришли?

Тишина. Не в больнице, а в частном доме. Четыре врача. Спокойно. Небольшое хирургическое вмешательство. Один из них точным и осторожным движением вынул осколок кости, три пары глаз внимательно за ним следили.

Потом они сами, без медсестер, развели гипс и наложили на руку шину.

Налепили гипс и перевязали руку бинтом, дали и пенициллин, и