— Так то, — ликующим тоном произнесла я.

— Бестия, — проговорил Габриель, гладя меня по ложбинке меж грудей, — если бы я сам не лишил тебя невинности, то никогда бы не подумал, что ты только набираешься опыта. Ты ведешь себя как искусная куртизанка. Откуда это в тебе?

— Ну, возможно, это ты будишь во мне зверя, — прошептала я, нежно прикусив его губу.

Затем я показала ему язык и выскочила из ванной. Укуталась в белое пушистое полотенце и зачерпнув пригоршню воды плеснула ему в лицо. Он оторопел, а я с диким хохотом выбежала в коридор и пошла в спальню.

— Невероятная девушка, нужно указать ей свое место, иначе она начнет вить из меня веревки, — услышала я реплику Габриеля, находясь уже за дверью.

Но, зайдя ко мне в спальню эта мысль, по-видимому, улетучилась у него из головы. Поскольку перед ним предстала картина, которая вызвала у него прилив нежности. Я сидела на кровати скрестив ноги, и надкусывала шоколадные конфеты, как ребенок, который хотел отыскать заветную начинку и не хотел есть все подряд. Пряный шоколад таял у меня на пальцах и я облизывала их, совершенно не замечая ничего вокруг. Услышав тихий смешок я подняла глаза и, наконец, заметила, что он за мной наблюдает. Мне стало неловко и я поспешно захлопнула коробку.

— Вкусно очень, — извиняющимся тоном протянула я.

Габриель подсел ко мне на кровать и взяв за руку слизнул шоколад с моего пальца.

— Какой же ты еще ребенок, — проговорил он. — Несмотря на то, что ты со мной вытворяла полчаса назад, я вижу, что в душе ты еще просто маленькая девочка, которую жизнь заставила быстро повзрослеть.

— Наверное ты прав. Не будь войны, я бы еще читала книжки о прекрасных принцах и принцессах. Ела мороженое с подружками в кафе. Играла бы с мальчишками в футбол во дворе и мечтала о великой и чистой любви, — проговорила я печально и добавила уже более серьезным тоном, внимательно смотря ему в глаза. — А вместо этого я пережила потерю родных и ублажаю похоть немецкого офицера, который вдвое меня старше в надежде выжить в это трудное время. Это я так, к сведению, чтоб ты не задавался вопросом, почему я никогда не приму то, что пытается навязать нашему народу третий рейх. Вы здесь нежеланны, Габриель. Люди, принесшие запах смерти и крови на нашу землю, так или иначе, понесут наказание.

Мой ответ Габриелю явно не понравился, он только лишний раз удостоверился, наверное, что хоть я и надкусываю конфеты и облизываю пальцы, но в то же время остаюсь темной лошадкой.

— Ты совершенно не боишься меня, почему? Твоя прямота, граничащая с безумием, несомненно, вызывает у меня уважение к тебе. Но почему ты не боишься? Ты мне говоришь такие вещи, за которые тебя другой бы уже сдал в гестапо. А ты так спокойно все это произносишь, я не понимаю! — он с таким удивлением все это мне высказал, было явно видно, что я не перестаю его поражать.

— Не знаю, мне мой внутренний голос не говорит, что тебя надо бояться. А я ему доверяю всегда. И, кроме того, Габриель, все самое страшное со мной уже случилось. Я потеряла всех, а ужаснее этого не может быть ничего! Поэтому я и не боюсь ничего тебе говорить. Ты мне не можешь сделать ничего такого, чего бы я боялась. Даже смерть мне кажется всего лишь мгновением нашей жалкой жизни, — проговорила я, скорее всего сама себя в этом убеждая, чем его.

Габриель задумчиво смотрел на меня пару минут и затем добавил:

— Нет никого опаснее человека, не боящегося смерти.

Да, это он знал наверняка! Таких людей среди русских он видел много. Именно они никогда не выдавали на допросах секреты, поскольку знали, что вслед за невыносимой болью придет смерть и все закончится. Именно они бросались под танки, держа в руках гранату заведомо зная, что это будет последнее, что они сделают в жизни. Именно они шли напролом в первых рядах в наступлении. Против таких людей трудно воевать. И вот сейчас у него на кровати сидело наделенное таким же качеством бесстрашия создание в моем лице, несколько минут назад слизывающее горький шоколад у себя с пальцев и рубя ему прямо в глаза правду. «Что делает это создание здесь?» — скорее всего думал он. И как раз это мое необъяснимое появление в его жизни и безумно возбуждало этого человека. Притянув меня за шею к себе, он впился поцелуем мне в губы и овладел мной, на этот раз уже заставив меня молить о томящем блаженстве. Промучил так он меня до полудня, а когда я, утомленная его вниманием заснула, одевшись покинул дом.

Мой сон не был долгим. Я встала практически сразу же после ухода Габриеля. Одевшись я пошла на кухню. Мне нужно было увидеть Марту. Я застала ее во время чистки яблок для домашнего пирога. Зайдя на кухню, я присела на край стола и безмолвно задала вопрос.

— Ушел, ушел. Не переживай, — ответила она.

Я взяла кусочек яблока и положила перед ней слепок ключа от сейфа.

— Нужно сделать, срочно. Из штаба ничего не слышно? Указания те же?

— Те же, — ответила Марта, пряча слепок в карман своего передника, — почему другой офицер?

— Я решила, что так будет легче выполнить задание, — пожала плечами я.

— Легче! — усмехнулась женщина. — Ну и как, легко?

— Нет, — ответила я, посмотрев на нее.

— Я здесь практически полгода, я не просто так передавала информацию в штаб, ты же, дочка, сама себе усложнила работу.

— Мне дали свободу действий, я приняла правильное решение на тот момент. Мне проще с Габриелем будет.

— Катя, я работаю у фон Вольфа уже долго и слова проще и фон Вольф совершенно не совместимы. Как бы ты не провалила операцию.

— Не провалю.

— Дай то Бог, — вздохнула она и спросила. — Тебе понравился Алекс, верно?

— Чувствам нет места в наше время.

— Мне приятно слышать, что ты это понимаешь.

— Марта, по нашим данным документы точно прибудут через неделю?

— Да, через неделю.

— Что с штабом? Мне нужно знать, на кого я могу там