я уже практически шипела на эту сладко надушенную Шанелью женщину.

Благо Анька, чувствуя, что моя тирада будет еще та, утащила Фридриха танцевать и никто, кроме нас троих, не был свидетелем моей убийственной речи.

— Габриель, здесь все русские девицы такие дерзкие? — проговорила Кристин, возмущенно обращаясь к фон Вольфу.

— Нет, не все, только эта, — Габриеля, казалось, ничуть не удивили мои слова. — Тем не менее, мадмуазель Катя с радостью будет позировать для фотографии, — спокойным тоном проговорил Габриель.

Но то, что я читала в его глазах, сулило мне, в случае отказа, тотальную катастрофу.

— Мадмуазель Катерина не будет позировать для этой проклятой фотографии, — надменно произнесла я и встав из-за стола направилась к гримерной.

— Какая бессовестная русская девка, — услышала я негодующую реплику Кристин, брошенную мне вслед.

«О да, я такая», — мысленно ликовала я.

Уже возле самой двери меня догнал Габриель и больно схватив за предплечье просто зашвырнул меня в комнату. Потом он стальными пальцами обхватил меня за горло и прижал к стене:

— Сейчас ты выйдешь, Катя, извинишься перед Кристин, послушно станешь у рояля и позволишь ей сфотографировать себя, ты меня ясно поняла? — его серые глаза метали молнии.

— Нет, — только и ответила я.

Немец сжал мою шею так, что мне стало трудно дышать.

— Не слышу правильного ответа, — прорычал он.

— Нет, — прохрипела я.

Он держал меня так, не давая вдохнуть лишнего воздуха всего четверть минуты, но мне они показались вечностью. Потом отдернул руку и я рухнула на пол к его ногам, делая судорожные вдохи. Подняв голову кверху и посмотрев на него я несгибаемым хриплым голосом промолвила:

— Тебе меня не сломать, Габриель! Ты смог подчинить меня, как женщину, но тебе никогда не сломать меня, как личность. Так что иди сейчас и скажи своей немецкой шлюхе, что никаких фотографий со мной у нее не будет никогда, тебе ясно? И можешь это ей тоже передать, — с силой рванув с шеи жемчужные бусы так, что они брызнули в разные стороны, словно капли, швырнула их к его сапогам.

Фон Вольф смотрел на меня убийственным взглядом, но ничего не ответил. Лишь хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка, вышел из гримерной. Я же упала на спину и несколько минут лежала так, приводя в порядок мысли и дыхание. «Смерть, — думала я, — ан нет, поживу еще!»

В комнату зашла Анька и, увидев меня лежащей на ковре, испугалась:

— Кать, ты чего?

— Ничего, отдыхаю — проговорила я, вставая с пола.

— Там эта Кристин фотографии делает, официанток наших фотографирует. Фон Вольф сказал, раз ты плохо себя чувствуешь, то снимать нас с тобой не будут.

Я закрыла глаза, мысленно испытав отчаянное облегчение. И в этот раз я выиграла.

— Хорошо, значит отделались.

— Твоя опять работа?

— Моя.

— Спасибо тебе! Я не знаю, что бы я делала без тебя.

— А я без тебя. Хорошо, что ты увела Фридриха, если бы он слышал, что я там наговорила! Привет, гестапо! — усмехнувшись помахала я воображаемому образу рукой.

— А если Кристин кому-то скажет?

— Если скажет, то мы это завтра узнаем, — устало проговорила я, почему-то убежденная, что эта слащавая женщина будет молчать. — Аня, мне нужна твоя помощь сейчас.

— Какая? Говори, все сделаю.

— Мне нужно чтоб ты напоила сегодня вечером Кристин и фон Вольфа. Вот чтоб прям вдрызг! — я сделала характерный взмах рукой.

— Зачем? Хотя лучше не знать.

— Да, лучше не знать. И Сашка должен быть наготове, пусть сидит в машине. Когда эта парочка нагуляется и поедет домой, мне нужно будет проследовать за ними.

— Хорошо. Ты думаешь, что они поедут к нему?

— Не думаю, знаю. Все поняла?

— Да.

— Ну, выполняй, солдат.

Анька кивнула и вышла в зал.

Я же, выпив несколько чашек кофе и окончательно придя в себя, наблюдала за происходящим, выглядывая незаметно из-за занавеса. Стоит сказать, Анька отлично справилась с возложенной на нее задачей. Часа через полтора репортерша и Габриель были уже изрядно пьяны. Он то и дело заглядывал ей в декольте, она же хищно облизывала свои губы, ядовито накрашенные ярко-красной помадой. Я же тихо ликовала, наблюдая за происходящим. И вот, наконец, моя парочка, уже еле сдерживающая свои бьющие через край эмоции направилась к выходу. Я, мигом метнувшись к шкафу и быстро надев пальто, пулей вылетела через черный ход и плюхнулась на заднее сиденье Сашкиного автомобиля.

— Куда едем?

— Машина фон Вольфа, за ней. Держи только расстояние, чтоб не заметили.

— Принято, — с видом заговорщика Сашка поехал вслед за блестящей машиной офицера.

Автомобиль Габриеля подъехал к дому и они с Кристин покачиваясь вышли на улицу. Габриель отдал указание своему водителю и тот, безмерно счастливый от того, что вечер у него будет свободный, быстро погнал машину прочь. Парочка зашла в дом, а я еще полчаса сидела в машине с Сашкой и ждала, пока в гостиной погаснет свет.

— Жди меня, я быстро, — сказала я Сашке и пошла к дому.

На кухне горел огонек, Марта сегодня ночевала здесь. Это мне и надо было.

Тихонько повернув ключ в замочной скважине я просочилась в темную прихожую, пройдя на носочках по длинному коридору, зашла на кухню. Марта испуганно посмотрела на меня, жестом показывая в сторону спальни.

— Я знаю. Ключ? — шепотом спросила я.

— Да да, — засуетилась Марта, доставая из банки с горохом заветный предмет.

— Марта, девица, которая зашла с фон Вольфом, у нее в сумке фотоаппарат. Где она сумку оставила?

— Не знаю, — прошептала Марта.

— Иди, посмотри. Увидишь сумку, забери оттуда фотоаппарат и неси мне его, быстро, — приказным тоном скомандовала я женщине и та поспешно скрылась за дверью.

Не прошло и пяти минут, как она вернулась, доставая из кармана передника заветную вещицу.

— Кать, как же? Она же увидит, что пропал! — она беспокойно смотрела на меня.

— Она в таком состоянии сейчас, что завтра не вспомнит, был ли он у нее вообще, а если и был — где его оставила, — ответила я.

Марта кивнула, а я двинулась через весь коридор в кабинет немца. Из спальни доносились громкие стоны Габриеля и Кристин, им явно было весело вместе. Я