Хоть Илюха и живет на верхнем порядке, через двадцать минут он предстает передо мной — в просторной черной футболке, свободных джинсах по щиколотку и в пыльных кедах. Влажные кудряшки над сбритыми висками миленько вьются, от него пахнет дымом, морским гелем для душа и березовыми распаренными листьями.

Рюмин отбрасывает в кусты окурок, выдыхает, пристально на меня пялится, и я переключаю внимание на солнечные блики на воде.

Вообще-то, до появления Волкова любая девчонка в поселке была готова умереть за один лишь такой взгляд Илюхи, но на меня он раньше не действовал. Теперь же мне приходится мучительно подбирать слова и притворяться, что все нормально.

Илюха садится на траву и я, стряхнув неловкость, первой нарушаю звенящую предзакатную тишину:

— Как концерт? Наверное, я многое потеряла, пропустив это шоу.

— Правильно сделала, что не пошла! Бобкова там всех покорила — какой-то отрывок зачитывала, под гитару пела. Раису даже на слезы пробило. А в целом — концерт как концерт. Скучно. Странно только, что этого слизняка не задействовали — мог бы стишок с выражением рассказать. Или вприсядку сплясать.

Я утаиваю от лучшего друга, что в тот момент Волков был со мной — вполне мирно беседовал, и от его близости выпрыгивало сердце…

Солнце краснеет, распухает и стремительно катится к кромке воды, расцветает на ней дорожкой кровавых разводов и гаснет. Холодает, сгущаются сумерки, над беседкой и лавочками загорается одинокий фонарь.

Разговор сам вырулил к Волкову, и я перехожу к животрепещущей теме:

— Говорят, он неблагополучный. Не знаешь, почему?

Илюха сплевывает и недобро усмехается:

— Не-а. Скорее всего, гнилая сущность мамаши наружу полезла! Яблоко от яблони. Сама понимаешь: эта тварь чуть не увела моего отца из семьи и едва не угробила маму. Наговорила ей всякого, и маму в реанимацию увезли — а она была на пятом месяце! Считай, я тоже чуть не умер тогда. Из-за нее папаша начал пить и разбился. Из-за нее все наши беды. Только зажили спокойно — на тебе, приперлась, улыбается, хоть в глаза плюй. И сынка своего притащила. В курсе, что мелкие, хуторские и задроты из девятого отказались платить нам бабло? Так их этот тип взбаламутил, велел, если что, ментам на нас заявы писать. И пофиг, что у нас так заведено: я тоже в свое время дань старшакам отдавал, и жаловаться мамке было западло. Традиция есть традиция!

Рюмин распаляется, его щеки бледнеют от ярости, а я все сильнее и глубже вязну в отравленном сладком сиропе — мы сейчас говорим о Ване…

— Лер, ты меня слышишь? — Илюха толкает меня в плечо, и я дергаюсь от испуга. — Зря ты его жалеешь! Еще раз предупреждаю: он не столько за Бобкову впрягается, сколько тебя урывает. Мы с пацанами после праздника с ним перетрем — не только мне хочется почесать кулаки об его подлую рожу. Мамашка в прошлом тут косячила, он — продолжает ее дело. Не надейся, Лер: они у нас надолго и еще всех до ручки доведут. Сам видел, как они обустраиваются…

Я вовсе не уверена, что придирки Илюхи к Волкову справедливы, но идиллическая картинка их общения с Ингой досадным наваждением встает перед глазами, и пальцы предательски дрожат. Пора с корнями вырывать подонка Волкова из сердца и закрывать эту позорную страницу моей биографии.

— Все, Илюх, пошли! — я решительно вскакиваю, и он ошалело моргает:

— Куда?

— Подпортим им благоустройство участка.

— Ты че, я не буду Брунгильде вредить. А если люди узнают? — Илюха вот-вот сольется, но я применяю запрещенный прием: наклоняюсь так, чтобы декольте оказалось прямо перед его носом и с придыханием мурлычу:

— Никто не узнает, Илюх, не трусь. Брунгильда после удара ни черта не понимает, так что досадим мы не ей, а Маринушке. Ну и Волкову.

* * *

Глава 16

Будильник в телефоне просыпается в несусветную рань, истерично жужжит и трясется в конвульсиях, и я готова швырнуть его в стену — радует только, что сегодня среда, и рабочая неделя скоро закончится.

Сладко потягиваюсь, продираю глаза и охаю — мышцы болят, как после изнурительной тренировки, в груди тяжко от недосыпа, мутного страха и кислого стыда.

Мы сбежали с места преступления незамеченными, без происшествий разошлись по домам, но под утро на улице громко плакала тетя Марина, и на шторах спальни вспыхивали голубые отсветы проблескового маячка. В полной уверенности, что по нашу душу приехали из полиции, я зажмурилась и накрылась с головой одеялом, однако неприятностей так и не дождалась и крепко уснула.

Взбесившийся телефон с громким стуком падает из рук, и я, чертыхаясь, лезу за ним под кровать. Отключаю будильник, сажусь и, подтянув колени к подбородку, долго пялюсь в одну точку.

Мама заглядывает в комнату и осторожно интересуется:

— Ты во сколько вчера домой пришла?

— В десять, — как ни в чем не бывало вру я. — Что-то случилось? К соседям что, менты приезжали?

Мне действительно позарез нужна актуальная информация — чтобы знать, к чему готовиться и какую складную версию событий подкинуть Илюхе.

— Нет, скорая. Волковым кто-то теплицу сломал и вытоптал всю рассаду. Анне Игнатовне стало плохо — она с зимы проращивала на подоконниках семена сортовых томатов, но, как видишь, слегла. Марина с Ваней установили ее кровать возле окна, так, чтобы она видела теплицу и радовалась. Она первой и заметила это безобразие, когда рассвело… Хорошо, что фельдшер попался толковый, стабилизировал ей давление, и госпитализация не потребовалась. Жуть. Давненько у нас в поселке такого не было!.. Это явно залетные отморозки натворили.

От облегчения, что полиция нас не ищет, накатывает волна одуряющей слабости, но вдохнуть полной грудью не получается, и веки щиплет от слез.

— Интересно, а Илья ничего не видел? — продолжает донимать мама, и я некстати замечаю, что она плохо выглядит — глаза опухли, под ними пролегли темные круги.

— Илья весь вечер был со мной на берегу — семечки грызли, болтали. Проводил меня и сразу пошел домой. Ему тетя Таня даже смотреть в сторону Волковых запретила, поэтому — вряд ли.

Мама верит — ее взгляд проясняется, краска отливает от впалых щек. Она велит мне не залеживаться и приглашает к завтраку, и я, сохраняя олимпийское спокойствие, забираю со стула перепачканное землей платье, прикрываю его полотенцем и тащусь в душ. Быстро чищу зубы и умываюсь, но